Сергей Бакшеев: Светлый демон

Онколог суетливо предложил курс химиотерапии, я покачала головой. «Боль будет нарастать», — предупредил он. Я вспомнила дни, когда физической болью старалась перебить душевную муку. Он не понял моей кривой усмешки.

Я до сих пор сомневаюсь: ради чего возвращаюсь в Валяпинск? Чтобы выполнить странный заказ? Увидеть знакомые места? Или чтобы в тысячный раз вспомнить тот страшный день, когда Мир Рухнул, и попытаться разобраться в нем?

На приборной панели безотказного «корейца» высветился значок бензоколонки. Я свернула к автозаправке, рядом с которой гремело музыкой придорожное кафе. Зеленая обочина, забрызганная пятнами желтых одуванчиков, напомнила мне о любимом бессловесном Пифике, а если величать полным именем — Елпидифоре. Так зовут среднеазиатскую черепашку — единственную живую душу, с которой я дружу на протяжении последних лет.

Пифик оказался у меня случайно. Мне подарили его в монастыре после разговора с матушкой Прасковьей. «Каждый должен о ком-нибудь заботиться», — сказала игуменья, протягивая коробку из-под обуви с прорезанными в крышке дырками. Я заглянула внутрь, увидела задранную мордочку с черными глазами-бусинками и поняла — это несуразное существо создано именно для меня.

Конечно, от общения с собакой или кошкой вы получаете более яркие эмоции, но мой черно-серый мир не предполагает красочных всплесков. Да и за собакой требуется ежедневный уход, а кошка больше привыкает к дому, чем к хозяину. Другое дело черепаха. Пифик мог неделю-другую спокойно дожидаться меня в запертой квартире, которые к тому же я часто меняла. Или сопровождать в долгих поездках, безропотно коротая время в прозрачном пластиковом ведре. С ним можно поселиться в любой гостинице и обрадовать порезанным огурчиком или кабачком. Еще он обожает листья одуванчиков и цветы клевера, и сейчас, в начале лета, мне не составляет труда баловать неуклюжего питомца природными лакомствами.

Я спустилась с дороги, отошла к опушке леса, где действие выхлопных газов сводилось к минимуму, и сорвала несколько желтых цветков. Посмотрев на импровизированный букетик, я кисло улыбнулась. Последний раз мне дарили цветы около двадцати лет назад при выходе из роддома. С тех пор внимание мужчин к моей женской сущности ограничивалось вульгарным приставанием. Я научилась жестко пресекать непрошеных ухажеров и лишь изредка, когда восставала плоть, сама выбирала партнера, которому доставалась одна сногсшибательная ночь. Единственный постоянный самец, который последние годы делит со мной кров, сейчас сожрет эти радостные цветочки, посмотрит черными бусинками и завозит лапами по ведру, требуя свободы. А свобода ему нужна лишь для того, чтобы зарыться мордочкой в норку и заснуть часов на двенадцать, втянув лапки под защитный панцирь.

Зашуршал куст. Я резко обернулась. Изуродованное профессией подсознание мгновенно проанализировало ситуацию. Ветра нет, ветки не могут шуметь; дикий зверь не подойдет к пахучей бензоколонке; до автомобиля метров тридцать, моя спина — прекрасная мишень для затаившегося человека. Последовало молниеносное решение. Одуванчики упали к ногам, правая рука метнулась к спасительным штанам «тысяча карманов». В них всегда найдется то, чем я смогу ответить на неожиданную опасность.

— Эй! — послышалось из куста. Сквозь раздвинутые ветки высунулась испуганная физиономия в солдатской фуражке.

Я прежде всего изучила руки незнакомца. Грязные пальцы застыли на согнутых ветках и не представляли прямой угрозы.

— У вас нет чего-нибудь поесть? — промямлил солдатик.

Жалкий тон просьбы предполагал грубый отказ. Он вышел из-за куста. Я чутко контролировала ситуацию, продолжая искать скрытый подвох, но тщедушная фигура и просящий взгляд красноречиво свидетельствовали, что передо мной голодный парнишка в солдатской форме.

— Или подвезите меня. Мне надо уехать, — не дождавшись ответа, солдат высказал новую просьбу.

Он не уточнил, куда ему надо. Но это ничего не меняло. Я никогда не брала попутчиков. Опасность порой представляют самые близкие люди, не говоря уж о посторонних.

Солдат повел носом, невольно развернувшись в сторону кафе. Оттуда тянулся запах прогорклого мяса, способный разбудить аппетит лишь у самых нетребовательных посетителей. Но до звания «посетитель кафе» солдатику было как до Луны. Он походил на заморенного мальчишку без копейки в кармане, по недоразумению напялившего военную форму. От подобного вида сжимается сердце любой матери, но сегодня солдатику не повезло. Трогательная беззащитность не способна разбудить жалость в моем зачерствевшем сердце. Жалость делает человека слабым, а я должна оставаться сильной, иначе мне не выжить.