Майя Малиновская - Вердана. Книга 3

– Почему ты называешь ее зверенышем? – возмутился Торн.

– А как мне еще называть этот неуправляемый сгусток материи? Капитаном? На одном корабле не может быть двух капитанов. Так кто из вас первый.

Зента не спрашивал, он озвучивал свои мысли. Торн улыбнулся ему.

– Глупое свойство веселиться, когда не следует.

– Она тебя интересует, – заключил Торн.

– Так же как звезды на другом конце Галактики, – ответил Зента.

– Если ты не вмешаешься, она погибнет, – сообщил Торн.

– Вот еще. Мне нет дела до того, что кто-то умрет.

– Зента, ты сам подсказал мне встретиться с ней.

– Не перевирай. Я сообщил, что будет встреча.

– Ты ничего не сообщаешь так просто. Она была в другом времени, а ты сообщил, что мы встретимся.

– Мне не интересен такой разговор. Убирайся, если нечем себя больше занять. Ты мечешься из-за пустяка.

Торн понял, чего добивается Зента. Он терпеть не мог недомолвок, нужно было унизить себя до предела, чтобы он проявил хоть долю внимания.

– Да, я болван, – начал Торн. – Я приволок ее сюда, хотя ты мне не советовал. Я сделал ошибку. Сегодня она пыталась воздействовать на меня. Я испугался, что потеряю ее, и в результате пострадал мой авторитет капитана. У нее есть способности, надо только научить ее. Ты это можешь. Несколько уроков. Научи ее контролировать себя.

Зента никак не реагировал на его излияния.

– Не пойму, что меня так заинтересовало в ней? – спросил Торн у самого себя.

– Сила, – вдруг сказал Зента. – Она сильнее. Сила притягивает. Тебя. Других. События. Она вызывает в тебе чувство благоговения, будоражит твой ум. Она согласилась тебе помочь из простого сострадания к другому существу. У нее нет личных мотивов.

– На это я и рассчитывал.

– Она знает, зачем она тебе нужна в действительности? Не знает звереныш, не то укусила бы еще больнее.

Торн посмотрел на Зенту. Иногда он специально говорил ему гадости, а иногда вставлял важные замечания. Сейчас Торн не совсем уловил, на что именно намекает Зента.

– Она задела гордыню Торна. Хочешь управлять ею? Найди себе домашнее животное проще и поглупее. Она без твоего участия найдет неприятностей. Зачем ты с ней связался.

Зента начал ругаться, сказал несколько фраз сразу, значит, настроение у него близко к хорошему.

– Оставим это. Решу сам, – сказал Торн, используя известную ему уловку, как продолжить разговор.

– Уже решено, – сказал Зента. – Твое участие мало, что изменит. Пусти ее туда, и ты не потеряешь свой авторитет. Хочешь себе и другим добра не пытайся управлять ею. Она опасна.

– Опасна? – переспросил Торн.

Зента ничего дважды не повторял. Торн давно не слышал от него такой длинной речи. Капитан не стал просить объяснений.

– Тогда как мне себя вести? – спросил Торн.

– Оставь ее. У нее свои степени свободы.

По выражению самого Зенты, он сам обладал большими степенями свободы, что он подразумевал под этим, говоря об Эл, Торн не знал.

Кроме Торна с Зентой общался тень—стерц, секрет их общения Торну был неизвестен. Остальное, почти тысячное население крейсера либо вообще не знало о Зенте, либо обходило отсек с его апартаментами стороной.

– Ты изучал ее. Ты посмотрел, как я просил, – сказал Торн.

– Он просил… Ты повторяешь это всякий раз, когда приходишь. Зачем тебе знать, кто она?

– Потому что в своих оценках я сомневаюсь, а в твоих – нет. Я приведу ее, может быть, вы подружитесь.

Зента молчал. Торн решил хранить молчание до тех пор, пока Зента не произнесет хоть слово или не прогонит. Постепенно Торн успокоился, и тяжесть капитанских забот упала с его плеч. Рядом с Зентой он не чувствовал себя капитаном, главным.

Торн имел колоссальное самообладание, вымуштрованное десятилетиями работы над собой. В нем видели капитана – оплот благополучия и порядка на корабле, а о его тоске по Земле знал только Зента. В своей печали по покинутой планете они были похожи. За давностью лет Торн забыл даже цвет неба на Земле, думал на другом языке и даже едва вспоминал, что он землянин, при встречах с соотечественниками. Он уже не пытался поселиться на одной из планет в Галактисе, корабль был для него и домом, и частью жизни. Он никогда не имел семьи и жил исключительно ради экипажа, таким было его поколение, воспитанное Космофлотом Земли. Для людей его склада самопожертвование было естественным движением души. О нем ходили мистические слухи: капитан никогда не болел, никогда не сомневался, никогда не был ранен и был вездесущ. Свой корабль – свой мир, он знал досконально, так же, как любого члена экипажа. Будучи человеком и не обладая всеми достоинствами своих подчиненных, тем не менее, он был для них авторитетом, как мудрый командир. Торн жил и управлял кораблем согласно единственному пункту из кодекса спасателя Галактиса: «Там, где появляется спасатель, уже не может быть непредвиденного». За сорок лет работы в Галактисе Торн не провалил ни одного задания, ни будучи рядовым, ни будучи капитаном. Не существовало отдельно человека Торна и капитана, был единый – капитан Торн. Никто не мог оценить каких колоссальных трудов это стоит, сам Торн давно не думал об этом. Труды и мучения, заботы и беды были частью общего процесса его жизни, каждодневного выполнения своего долга, ежедневно, ежеминутно. Так думали многие, и только Зента знал, что еще где-то глубоко существует иной Торн. Вот к нему-то Зента и обращался во время коротких аудиенций. Зента учил капитана видеть другими глазами и смотреть на происходящее с точки зрения «других масштабов», как объяснил сам Зента.