– Спасибо тебе, доченька! – со слезами на глазах сказала мама, когда за ним закрылась дверь.
– За что? – удивилась я.
– За все, родная! За все! – непонятно ответила она, но я не стала вникать и переспрашивать, потому что от наших с отцом криков проснулся и заплакал сынуля, и я бросилась к нему.
Наше мирное житье-бытье закончилось в один момент. Мама с Орловым уехали на очередной концерт классической музыки, а я курила, стоя на крыльце и думала о том, что все больше и привыкаю к тому, что Влад есть в моей жизни. Я привыкаю видеть его каждый день, сидеть вместе с ним за столом, а вечерами, если мы никуда не едем, у Гошкиной кроватки, смеяться его шуткам, слушать, как он играет на гитаре и поет. А еще я понимала, что, если так и дальше пойдет, то недалек тот день, когда я сама приду вечером в его комнату. И вот после этого вся наша и так донельзя запутанная история уже ни в коем случае добром не кончится, по крайней мере, для меня. Одно дело любить человека (пусть даже он тебя не любит) на расстоянии, когда между вами ничего нет и быть не может, и совсем другое – врасти в него всеми корнями, привязаться, как к родному, а потом своими руками отдать другой женщине. Нужно было что-то срочно делать, только вот что? И, главное, как?
Я тоскливо вздохнула, поглядела на уходящую к «Сосенкам» дорогу, как будто оттуда мог кто-то прийти и дать мне ответ или, хотя бы, совет, и тут вдруг поняла, что что-то не так, что-то непонятное меня беспокоит и настораживает. Я начала внимательно осматриваться по сторонам и нашла. Дело в том, что по обеим сторонам этой, ведущей к усадьбе дороги были установлены бетонные столбы с закрепленными на них мощными прожекторами и камерами наблюдения, так вот, теперь две камеры были повернуты на наш коттедж. Зачем же за нами наблюдать? Чтобы оградить нас от грабителей? Но ничего ценного здесь нет, это с первого взгляда понятно – на фоне соседских особняков наш выглядит бедным родственником, да и не такие уж мы беззащитные – в доме два пистолета, мой и наградной Влада. Но тогда получается, что наблюдают за нами для нашей же личной безопасности. Но кому могут понадобиться две пожилые женщины, военный летчик, совершенно никого в городе не знающий, маленький ребенок и я? И получилось у меня, что именно я могу кому-то понадобиться с очень нехорошими целями. Я вернулась в дом и схватилась за телефон, чтобы позвонить Панфилову – он отвечает за всеобщую безопасность, значит, вопрос к нему. Мне ответила какая-то женщина, и я начала судорожно вспоминать, как зовут его жену, но так и не вспомнила и просто сказала:
– Добрый вечер! Будьте добры, пригласите, пожалуйста, Владимира Ивановича к телефону.
– Здравствуй, Лена! – ответила мне женщина, и тут до меня дошло, что я разговариваю с Юлей.
– Юля! Это ты? – потрясенно воскликнула я. – Вы теперь вместе живете? – Потом поговорим, – шепотом ответила она и уже громко сказала: – Володечка!
Тебя Лена к телефону!
– Юлька! – раздался издалека голос Панфилова. – Последи пока за морковью, чтоб не пригорела!
– А не вы ли говорили, мой господин и повелитель, что плов дело чисто мужское и женских рук не терпит? – рассмеясь она.
– Юлька! – с притворной суровостью в голосе рявкнул Пан. – Без ужина останемся! – и уже мне в трубку: – Что случилось, Лена?
– Да, наверное, это мне у вас нужно спросить, – довольно сердито сказала я. – Почему камеры слежения на мой дом направлены? Что нам угрожает?
– Да, ничего, – начал Панфилов, но я оборвала его:
– Опять со мной втемную сыграть решили? Ну? Что происходит? – Дело в том, Лена, что Наумов свои акции Павлу оставил, – медленно ответил он. Услышав это, я тут же почувствовала, как у меня похолодели руки, и яростно взорвалась:
– Ну, не твою ли мать! Я же говорила этому придурку, чтобы он их государству завещал!
– Он так сначала и сделал, Лена. А потом, в декабре, завещание изменил и оставил акции Павлу, а все остальное – своей любовнице Машке.
– Вы выяснили, почему он это сделал? – с замирающим сердцем спросила я, хотя и так уже точно знала, что сама была тому причиной.
– Да говорил я с этой шалавой, – буркнул он. – Она сказала, что Наумов объяснил ей, что у государства их забрать смогут, а вот у Павла – шиш.
– Но ведь Павел же может отказаться от наследства? – спросила я, сама не веря в то, что такое в принципе может произойти.
– Уже нет, – безрадостно объяснил Панфилов. – Когда стало известно, что хозяином завода практически станет Матвеев, к нему целая делегация рабочих пришла, которые очень просили его завод принять – знают же, что он единственный, кто сможет его на ноги поставить и к жизни вернуть. И Павел им слово дал.
Читать дальше