Лилия Лукина - Когда судьба мстит

– Только вот с проститутками погано получилось, – скривился Сергей. – Понимаете, Елена Васильевна, по Казачьей – это улица такая, – объяснил он Орлову, чтобы хоть как-то включить его, сидевшего, молча, в разговор, – граница между двумя районами проходит. Шалавы эти на одной стороне стоят, а сутенеры их в машинах на другой стороне улицы пасут, то есть уже в другом районе. А машины-то с включенными моторами и выхлоп прямо в окна жильцам прет, да и музыка оттуда орет так, что мертвого поднимет. Милицию вызывать бесполезно – прикормленная она, вот люди к нам и обратились. Ну, мы приехали, объяснили мужикам, что не правы они, а те люди битые, понимают, что с нами связываться себе дороже выйдет, и клятвенно пообещали, что они впредь только в стороночке и тихонечко. А девки эти… Спросили мы их, что если, мол, кого силой этим делом заставляют заниматься, то пусть скажут и мы разберемся. А они в один голос: да нет, мы сами, по своей воле. Услышал я это и так муторно после этого на душе стало…

– Да, Елена Васильевна, – хмуро поддержал его Пончик, поглаживая, по своему обыкновению, наголо бритую голову. – И ведь девки-то все несовершеннолетние, школьницы-старшеклассницы из ближайших школ. И ведь что их на панель-то погнало? На кусок хлеба денег не хватает? – яростно спросил он. – Ан нет. Это раньше в проститутки от безысходности подавались, чтобы на необходимое деньги заработать! А теперь – чтобы на лишнее! Колготочки, косметика, мобильник и все такое прочее… И не абы какое, а навороченное! Которое им изо дня в день из телевизора в морду тычут!

– Вы меня, Елена Васильевна, знаете, – невесело сказал Сергей. – Я парень незлой. Но я бы того умника, который додумался словечко «всего» в рекламу вставить, за одно место подвесил и объяснил ему, что провисит он так всего лишь до тех пор, пока не оторвется. А фразочка эта: «Ведь вы этого достойны!». Кто достоин? На кого это рассчитано? На этих соплячек неумытых, которые, наслушавшись и насмотревшись, просят у родителей деньги на какую-нибудь ерунду бесполезную, объясняя, что она стоит «всего» столько-то рублей, а у родителей несчастных и на самое необходимое денег нет?

– Ой, робяты! – устало вздохнула я. – От нас все равно ничего не зависит. Так что давайте бросим этот бесполезный разговор! А то начали за здравие, а кончили за упокой! Лучше что-нибудь веселое расскажите! Да вы ешьте заодно и чай пейте, – пригласила их я, показывая на стол, куда мама с бабой Варей уже выставили тарелки с пирожками и чашки.

– Кстати о пирожках! – сказал Валентин. – Один придурок, нигде не работающий, взял себе за моду мать-пенсионерку гонять. На ее же пенсию, паскуда, живет и пьянствует, а, как надерется, начинает орать, что она ему жизнь сломала, и на лестницу выгоняет. А на улице-то не лето, а она-то в одном халате. Вот и бьется она об дверь, как рыба об лед, и орет, чтобы он ее впустил. Причем кричит: «Как тебе не стыдно?». Как будто у алкашей совесть бывает! Короче, вызвали как-то соседи милицию, когда им эти крики совсем уж невтерпеж слушать стало, а она ну его защищать: мать – она и есть мать. А тут мы приехали. Вместо милиции. Дениска опять через балкон в квартиру влез, а там эта сволота пьяная около двери куражится. Ну, он его мягко, – тут я хмыкнула, на что Денис скромно опустил глаза, – отодвинул, дверь открыл, и я этому сыночку ласково так говорю: «Слабую женщину ты уже погонял. Удовольствие справил. А теперь я тебя гонять буду. Сумеешь убежать – счастье твое, значит, жив останешься». Этот паскудник мухой протрезвел и так из родимого дома дунул, что только пятки засверкали. Только на вторые сутки вернулся, трезвый. Нам соседи – мы их об этом специально попросили – тут же позвонили и мы приехали. Вот тут я ему с лаской да любовью и сказал, что, если еще раз такое повторится, то ждет его такое невыносимо грустное будущее, какое я и своему врагу лютому не пожелаю. Так старуха эта, мать его, нам на Рождество пирожков принесла, а уж благодари-и-ила… Сказала, что за ум ее сынок взялся и теперь в их же домоуправлении дворником работает.

– А еще одна бабулька, – сказал Анатолий, – нам квашеную капусту принесла. Вкусная была! Она на первом этаже живет, окна во двор, а там мальчишки наладились в футбол гонять. Так у нее в окнах ни одно целого стекла уже не осталось, а на новые-то денег нет. Вот она их картонками от ящиков и закрывает – зима ж на дворе. Попробовала она с родителями этих пацанов поговорить, а те ее послали куда подальше. Ну, мы приехали, прикинули, сколько стекла вместе с работой стоить будут, дождались этих мальчишек, поймали – от нас-то не убежишь! – привезли к себе и заперли, объяснив, что отдадим их только родителям с рук на руки. А тем, когда они прибыли своих чад выручать, счет выставили – по сколько с чьего носа приходится за милые шалости их отпрысков. Один папаша вздумал было права качать – так ведь у нас не забалуешься! А другой папаша – алкаш алкашом – как сумму увидел, как прикинул, на сколько бутылок его сыночек выставил, начал орать, что он кровиночку свою ненаглядную на мелкие клочки самолично порвет, чтобы душеньку отвести, что никому другому такого удовольствия не доставит. Так что деньги мы собрали, мастера вызвали, и он бабульке все окна и остеклил. А родители, собравшись, в домоуправление пошли и такой хай там подняли, что на следующий же день там сеткой-рабицей специальную площадку огородили, чтобы больше никаких осложнений не было.