Александр Кондратьев - Образ зверя

Толпа ахнула, громилы поспешили к сцене, расталкивая людей.

– Я знаю, вам нужны доказательства. Пожалуйста! – сказал безумец и выхватил серп из руки отца Григория. Тот в страхе отшатнулся, но недостаточно быстро. Молоток упал на дощатый пол с глухим стуком.

Смутьян сделал к проповеднику быстрый шаг, развернул спиной к себе, лицом к пастве, и полоснул серпом по горлу. Кровь фонтаном брызнула из раны, окрасив первые ряды красным. Громилы, подошедшие к сцене, замерли. Все в ужасе замолчали. Потом зал наполнился криками, все бросились к выходу. Петр прижался к стене, напуганный, но заинтригованный.

– Тихо! – крикнул безумец и наставил серп на охранников: не приближайтесь. – Прошу минуту вашего внимания. Сейчас будет чудо!

Если бы Петр не видел это своими глазами, он ни за что не поверил бы – даже если бы ему рассказали об этом сто человек. Незнакомец провел рукой по страшной ране, и она исчезла. Голая шея, ни пятен крови на одежде, ничего. Проповедник закричал, вырываясь. Незнакомец его отпустил, и тот полетел со сцены, прямо на обескураженную охрану.

Люди застыли в нерешительности. Давка у входа прекратилась.

Незнакомец заметно побледнел. По-видимому, чудо отняло у него много сил. Ноги его подогнулись, он сделал несколько неверных шагов по залитой кровью сцене – отсюда кровь никуда не делась.

– Ну, чего ждете? – сказал он тихим голосом. – На колени!

Первыми приказ выполнили охранники, привыкшие к подчинению. Затем несколько женщин увлекли за собой своих мужчин и детей. Скоро все в зале стояли на коленях – за исключением Петра, который в оцепенении стоял, вжавшись в стену, и не знал, что делать.

– А, привет, Петр! Я за тобой пришел. Пойдешь со мной, – слабо улыбнулся ему спаситель со сцены и помахал рукой.

Таши глядели из окна на нарядную церковь, к которой тянулись тонкие человеческие ручейки. Женщины – в платках, мужчины – в шляпах, прикрываясь от непогоды. Мужчины галантно пропускали дам у дверей, снимали шляпы, подчиняясь древнему обычаю. Это религиозное и одновременно светское действо вызывало невольное участие: островок спокойствия в свихнувшемся мире. И здание было под стать, небольшое, но величавое, строгое, но наивное, похожее на шарики мороженого в вафельном рожке. Умели раньше строить – красиво, практично, на века. Церковь простояла невесть сколько и еще столько же простоит. Говорить о конкретном времени теперь затруднительно, поэтому прогнозы так дорого стоят. А Таши специализировались на прогнозах.

– Смотри-ка, все идут, – сказал Таш.

– Ага, – сказала Таша. – И все им ни по чем. Как думаешь, много у кого начался кризис веры, когда экран погас?

Таш прищурил глаз, делая вид, что производит расчеты.

– Ставлю на ноль целых пять десятых процента, – подытожил Таш. – Но это только ради того, чтобы поспорить. Если бы пришлось делать ставки, я бы поставил на ноль.

– Зеро, – усмехнулась Таша.

– Только вряд ли мы что с этого выручили бы. Это и так всем понятно.

– М-да, – скучно протянула Таша. – Религия у людей в крови.

– Стадное чувство.

– Опиум для народа.

– Но, надо признать, обставили они это эффектно, – сказал Таш.

– Думаешь, это подстроено? – Таша подняла бровь.

– Да. Но судя по реакции солдат – власти тут не при чем, – сказал брат. – Ну или что-то в политике сильно поменялось. Все, конечно, может быть. Только власть обычно не отличается находчивостью. Максимум, что они могут сделать, так это под каким-либо предлогом отменить выборы. Политика – то еще болото.

– Со старыми жирными жабами, – добавила Таша.

– Образно, – похвалил Таш, покосившись на сестру, – но на грани богохульства. Даже за гранью. Не забывай, теперь все наши высшие чины избраны богом.

– Скажем «Аллилуйя»! – могильным голосом произнесла Таша.

– Мыслепреступление! – Таш шутливо хлопнул Ташу правой ладонью по лицу.

– Скажем «Аминь!» – не унималась Таша.

– Дважды!.. – захохотал Таш и схватил сестру за ухо.

– Эй, это же моя рука тоже! – возмутилась Таша.

– Зато ухо только твое! – брат с силой потянул.

Таша взвизнула и щелкнула левой рукой брата по носу.

Оба рассмеялись и отошли от окна, бросив сверху вниз прощальные взгляды на богомольцев.

Квартира, в которой жили Таши, призвана была пускать пыль в глаза. Таши хорошо зарабатывали и не стеснялись тратить деньги. Возможно, так они компенсировали свой изъян. Возможно, таким странным образом проявлялось их чувство юмора. Антикварная мебель своей безвкусностью раздражала даже самих близнецов, но цена искупала все. Картины, купленные втридорога, оригиналы и самые известные копии, висели по всему второму этажу и собирали пыль, потому что близнецы не заботились об их сохранности и не очень любили убираться. Люстра, освещавшая квартиру, способна была посрамить какой-нибудь театр – жемчуг, чистейший хрусталь и некое особенно редкое стекло, – и при этом напоминала дешевую новогоднюю елку, прикрепленную к потолку.