Генка уже третий месяц числился в музее художником-оформителем. Работы было немного, обидно только, что в основном скучная. Генка видел свое призвание в том, чтобы картины писать, он считал себя настоящим художником, а не ремесленником, который вывески малюет. Многие находили в его картинах талант, и он сам очень серьезно относился к собственному творчеству, надеялся пробиться. В Смоленске его уже знали, он участвовал в двух больших выставках.
Однако при всех успехах картины не продавались, денег на жизнь в семье не хватало. И Аллочка убедила мужа послужить в музее, она его сюда и устроила. Основным аргументом «за» была возможность ходить на службу не каждый день.
Сегодня Генка надеялся закончить оформление до четырех часов. В четыре Гришка Баскин отъезжал в Пржевальское на пленэр, и Генка должен был успеть с ним — у Гришки есть машина. Не трястись же потом с холстами и красками в автобусе.
Он успевал без проблем, работа была несложная, но очень мешали научные сотрудники.
— Гена, осторожнее, не заденьте кирасу, она может упасть.
— Гена, это очень ценный документ, аккуратнее с ним.
— А вот эту каску надо почистить — дайте я сделаю.
Без них он давно бы уже все оформил.
Возле оформляемой витрины крутились Татьяна Михайловна и Вика. Вику взяли месяц назад на Юрино место. Девушка она была симпатичная и старательная, хотя, как успел заметить наметанный глаз художника, очень себе на уме. Вика ему меньше Татьяны Михайловны мешала. На нее хоть посмотреть приятно. А больше всех мешал, конечно, Виктор Николаевич, зав. отделом и зам. директора по науке. Слава богу, два часа назад он отправился обедать; Генка надеялся, что он уже сегодня не придет. И чего Аллочка всегда так восхищается этим Ружевичем? Да и все они… Генка неприязненно покосился на Татьяну Михайловну. В рот ему смотрят, слова против сказать не смеют. Директора не так боятся, как Ружевича.
Генка отошел на два шага, полюбовался витриной. Неплохо смотрится… Что у нас там осталось?
— Татьяна Михайловна, давайте каску.
Она протянула кирасирскую каску с бронзовым, только что начищенным гребнем. Да, действительно, лучше засияла бронза… Генка подвинул стремянку: каска у нас будет вверху. А кавалерийский шкатулочный пистолет закрепим чуть ниже…
— Вика, пистолет давай!
Майский слез с лестницы. Документ, конечно, почти внизу, на уровне глаз положим. И — с легким наклоном, чтоб читать удобно было. Ну, по-латыни мало кто прочтет. Он смотрел вчера этот документ — по-латыни поп писал. Все ж уложим так, чтоб видели буковки… А вдруг и посмотрят!
— Вика, давай документ, где просьба попа губернатору Жомини об установлении караула возле собора!
Вика, обычно услужливая, что-то долго возилась. Генка нетерпеливо оглянулся.
— Гена, не нахожу…
— Вот тебе раз! Вчера сам видел.
— Так и я вчера видела, — оправдывалась Вика. — Возможно, Татьяна Михайловна спрятала куда-нибудь — документ очень ценный.
Вернувшаяся вскоре Татьяна Михайловна объяснила, что да, она прибрала. Вернее, они с Виктором Николаевичем.
— Вчера перед концом рабочего дня, когда вы уже ушли, Гена, мы с Виктором Николаевичем решили, что наиболее ценные документы лучше пока оставить у него в кабинете. Вместе с ним в стол к нему положили. Знаете, от греха подальше, там уж не потеряется. Так что просьба об охране собора там. Большое счастье, что этот документ до нас дошел, он о многом говорит. Известно, что наполеоновские солдаты грабили не только дома, но и церкви. И собор в том числе. Опасаясь за архиерейское имущество, Никифор Мурзакевич обратился к губернатору Жомини за помощью… Это ценный экспонат!
— Я понимаю, что ценный! — вздохнул Майский. — Мы его и положим хорошо, заметен будет. Давайте его сюда!
— Как же я вам его дам? — удивилась Татьяна Михайловна. — Я же сказала: он у Виктора Николаевича в кабинете. Вот вернется Виктор Николаевич с обеда, попросим его, и он нам выдаст.
— Как это «вернется Виктор Николаевич». — Генка с возмущением посмотрел на часы. — Когда он вернется, меня здесь уже не будет! Я в Пржевальское сегодня уезжаю, на выходные!
— Как это вы уезжаете? Вы никуда не можете уехать, пока выставку не подготовите!
— Как это не поеду?! Да я эту выставку уже давно подготовил бы, если б вы с Ружевичем документы не рассовывали по всему музею!
Они были похожи на двух сердитых петухов. И каждый кричал: «Как это?!» Они абсолютно не способны были друг друга понять, и каждый был убежден в собственной правоте. Наконец Генка заметил насмешливую искру во взгляде Вики, которая скромно стояла в стороне и слушала перепалку, вроде бы с сочувствием к обоим спорящим. Это его отрезвило.
Читать дальше