Владимир Макарченко: Приведен в исполнение. Детектив

– Повезло нам со встречей с вами! – Заявил лейтенант, когда все присели на землю, давая отдых ногам. – Вы с провиантом в тыл поехали. Мы же только оружие с собой и похватали. У меня и у младшего лейтенанта Сердюкова еще фляжки со спиртом имеются. Он их прихватил. Под руку кстати подвернулись. Это – НЗ. Мало ли как повернется. Идем строго на восток. В трех километрах отсюда село есть, Балахирево. – Он вел пальцем по планшету. – Если немец туда не успел, продуктами запасемся. Лекарствами тоже. А потом дальше двинем. Не мог немец далеко продвинуться. На своих выйдем. Но денька два потерпеть нужно. А теперь – прием пищи, отдых полчаса и в путь.

– Толковый парень! – Восхищенно произнес Зиновьич, обращаясь к Степану – С такими, как он, не пропадешь. Поверьте мне – старому вояке. – После этих слов он поднялся, подошел к лейтенанту и взял под козырек форменной фуражки железнодорожника, красовавшейся на его голове. – Старшина запаса Фрол Зиновьевич Анин! Готов нести службу во вверенной Вам части!

Лейтенант сначала оторопел от неожиданности, а потом четко, по-военному ответил:

– Старшина Анин! Вы назначаетесь старшиной находящегося под моим командованием подразделения! Приступите к обязанностям. Своим заместителем назначаю младшего лейтенанта Сердюкова! Впредь всем выполнять команды заместителя и старшины!

Так члены археологической экспедиции стали членами маленького военного отряда, сформированного лейтенантом, носящим самую распространенную в России фамилию – Иванов

Городок Дубовск, расположившийся на правоми иберегу широкой, но мелководной речки Дубовки, каждую весну утопал в белых цветах черемухи и их аромате, от которого у некоторых даже кружилась голова. Черемуха густыми зарослями стояла вдоль берегов. Выше единственного деревянного моста, соединившего берега, примерно в двух сотнях метров от него, стояла насыпная земляная плотина. Она оберегала городок от разлива весеннего паводка, который часто случался тут после зим, щедро посыпавших снегом холмы, где брала начало Дубовка. В теле плотины были вмонтированы две трубы большого диаметра для сброса воды, обустроенные специальными задвижками, регулирующими величину потока.

Образовавшееся перед плотиной водохранилище именовалось местным населением не иначе, как «наше море». Платина служила вторым мостом для переправы на другой берег. Но главная ее задача была служить местом рыбалки для всех ее любителей. Только в «море» можно было отловить хорошего карпа или линя, которыми потом можно было, долго хвастать перед другими любителями рыбной ловли, постепенно увеличивая рыбу в размерах и весе.

Сюда прибегали и воспитанники детского дома имени Максима Горького, который занял дом бывшего местного помещика Сивецкого, бежавшего в Польшу после прихода сюда Красной Армии. Снастей для рыбалки у них не было и потому они больше увлекались плаванием и загаром. Только трое старших выменивали у местных ребят право подержать удочку за принесенные с собой плоды большого фруктового сада, разбитого на бывшем барском поместье. Рыбалка сдружила их с местными мальчишками, которых сторонились другие детдомовцы, опасаясь от них всяких проказ.

– Как ты, Димка, в детдом-то попал? – Спросил как-то, верховодивший местными подростками Борис Голован. – Родители твои где? Бросили, или в войну сгинули?

– Погибли мои мамка с батей… – Произнес в ответ Димка, и невольные слезы появились в его глазах.

– На фронте?

– Не а. Прямо в том селе, где мы и жили. Полицай прямо у меня на глазах их и сестренку из пистолета убил… Меня не тронули, от того, что не знал, где я заныкался. А я все видел из своего тайника. Откуда-то он взялся в нашем селе в самом начале войны. Все о том говорили, что приезжий он. По-немецки балаболил, как сами немцы. Он старшим среди полицаев был. Потом, когда уже Красная Армия через наше село прошла и немцев прогнала, полицаи снова из лесу вылезли. Видать, не смогли убежать вовремя. Может, специально немцы их оставили. В форме, какую все время таскали, и с автоматами. Сразу к нам домой. Отец сельсоветом командовал до войны. Потом партизанил. И снова в сельсовет вернулся. Там его эти гады и схватили, а потомна площадь вытащили. Мамка с сестрой тоже им под руки подвернулись. И еще человек пять, кто из партизан вернулся. Поставили всех в ряд. Старошой из гадов этих сам из пистолета всех и застрелил. А дружки его автоматы на народ наставили, чтобы никто на помощь не кинулся. Потом заставили в сельсовете стол накрыть и самогонки принести, чтобы отметить казнь заслуженную над врагами, как главарь их сказал. Напились, как свиньи. Думали, что со страху их никто не тронет. Даже те, кто охранял, напились. Тут же и спать пристроились. Дверь на запор закрыли. Откуда знали они, что я там каждую дырку знаю. Залез в сельсовет и двери сельчанам открыл. Они с ними быстро расправились. Только двоим сбежать удалось. Старшому и еще одному. Дядя Леха даже хотел топором голову старшему проломить, но тот вовремя отскочил и самому ему в грудь из пистолета пальнул. Видел я, что шею ему топором все-таки задело. Кров сильно потекла. Зажал он рану левой рукой и шмыгнул в темноту. Через полгода, когда зима разгулялась, снова объявились в нашем селе эти сволочи. Десятков пять бородачей. Согнали всех в клуб. Кто сопротивлялся, на месте постреляли. Тот, кого дядя Леха пометил, командовал. Опять из своего пистолета в людей палил. Заметил я тогда, что остался след от топора дяди Лехи на шее у него. Шею он немного кривил влево. Кого в клуб согнали, заживо в нем и спалили. Меня опять случай отвел. Был в доме у дружка своего. Когда ворвались эти гадины в дом к ним, тетка Нюра, мать дружка моего, успела нас с ним под стол загнать. Спешили, видать, полицаи бывшие. Тетю Нюру, бабку их да старшую сестру дружка угнали, а нас и не заметили. Хотя зубами мы стучали от страху, верно, так, что услышать должны были. Так сиротой стал. Решили мы с дружком в Красную Армию сбежать. Только отловили меня по дороге и в этот детдом отдали. Привык уж. Тут и не плохо совсем. И друзья есть…