Алексей Ракитин - Скопец

Владимир Викторович Базаров сноровисто, точно настоящий цирюльник, приготовил всё необходимое для бритья: с минуту он ловко правил на ремне бритву, затем взбил ароматную пену, негромко воркуя себе под нос что-то о «французском мыле», «крапивной отдушке» и «взбодрённой коже». Одним словом, Владимир Викторович священнодействовал.

Шумилов и Соковников говорили вначале на темы нейтральные — о погоде, городских новостях — словно бы не решаясь подступить к тому, что волновало в этот момент обоих. Василий первый не выдержал этой игры в молчанку и затронул беспокоившую его тему:

— Алексей Иванович, я предполагаю принять Яковлева здесь, в той самой комнате, где вы сейчас сидите. Я думаю, может быть, мне поставить слуг за дверью в спальне?

— Каких слуг? — не понял Шумилов.

— Ну, конюхов, слесаря, сторожей… Они мужчины крепкие!

— Ну, что вы, Василий Александрович, я готов поклясться, что до рукопашной не дойдёт, — Алексей улыбнулся, постаравшись придать голосу твёрдую уверенность. — Господин Яковлев явится сюда, чтобы оказать на вас давление моральное, склонить вас к мысли о необходимости добровольно поделиться наследством с местными скопцами. Он не станет ни грубить вам, ни явно запугивать, ни — тем более! — совершать какие-то противозаконные действия. Засада за дверью вам не понадобится, уверяю вас.

Базаров принялся брить щетину Соковникова, а Шумилов между тем продолжил:

— Скажите мне, Василий Александрович, а никаких преданий относительно происхождения Николая Назаровича не сохранилось в вашем роду?

— Что вы имеете в виду?

— Может быть, матушка ваша упоминала когда-либо фамилию Гежелинский применительно к Николаю Назаровичу?

— Ай! — вскрикнул неожиданно Василий и дёрнул головою — это Базаров неловким движением порезал ему кожу на лице. — Аккуратнее, Владимир Викторович! Нет, фамилию Гежелинский я никогда прежде не слыхал.

— А вы, Владимир Викторович? — спросил Шумилов у Базарова.

— А-а? Что-с? — брадобрей оборотил своё лицо к Алексею. — Гежелинский, вы говорите? Гм-м-м… не припоминаю. Звучная фамилия, такая, знаете ли, породистая, но… нет-с, не припоминаю… решительно нет-с!

— А почему вы спросили? — в свою очередь полюбопытствовал Василий.

— Дело в том, что Николай Назарович не принадлежал к роду Соковниковых, — Шумилов, хотя и не был в этом полностью уверен, умышленно сформулировал свою фразу безапеляционно, словно бы говорил о чём-то хорошо известном. — Будучи сыном Фёдора Гежелинского, крупного чиновника времён Государей Александра и Николая Павловичей, он в одиннадцатилетнем возрасте был перекрещён и сменил свои имя и фамилию, сделавшись Николаем Соковниковым.

— Помилуй Бог, да как же такое может быть! — воскликнул Василий.

Базаров тоже удивлённо воззрился на Шумилова; причём, изумление его оказалось до такой степени сильным, что он перестал брить и растерянно опустил руки.

Шумилов рассказал историю управляющего делами Комитета министров и бесславного крушения его карьеры, кратко коснулся деятельности столичных сектантов в начале царствования Императора Николая и подвёл своему рассказу краткий итог:

— За большими деньгами Фёдора Гежелинского, отправившегося в Сибирь на вечное поселение, стояли интересы больших лиц, причастных к сектантской деятельности в Санкт-Петербурге. Именно прикосновенность к делу этих людей и позволила афёре с перекрещением мальчика увенчаться полным успехом.

— Ни один священник не пойдёт на нарушение «Апостольских правил», — убеждённо проговорил Базаров, выслушав Шумилова. — Правило сорок седьмое прямо запрещает повторное крещение!

— Прекрасная эрудиция, Владимир Викторович, — заметил мимоходом Алексей. — Я даже дополню вас и замечу, что помимо «Апостольских правил» запрет на повторное крещение содержат и постановления Карфагенского собора, если не ошибаюсь, правила тридцать шесть и пятьдесят девять. Что, однако, не делает невозможным факт подобного крещения со злым умыслом.

— Это большой грех, — вздохнул Базаров, — и для покрестившегося и для крестителя!

— Возможно то, что впоследствии случилось с Николаем Назаровичем — я имею в виду его оскопление — как раз и есть расплата за этот грех, — проговорил негромко Василий. Он явно находился под впечатлением рассказа Шумилова.

Сам же Алексей Иванович исподволь наблюдал за Базаровым. Тот как-то поскучнел, бритьё заканчивал в полном молчании, погружённый глубоко в свои мысли. Размышления его, должно быть, имели характер самый невесёлый, поскольку лоб лакея покрылся складками глубоких морщин, а взгляд сделался отсутствующим.