Попила чего-то кисленького и устало откинулась на подушки, чувствуя, что сейчас снова отключусь, но уже сама, сознательно. Просто засну от ощущения сытости и утомленности, после всех этих изматывающих упражнений по открыванию рта. И правда, заснула. Без всяких уколов, между прочим.
Весь день я провела в более-менее сознании, молча. Пыталась вспомнить что-то существенное, но безрезультатно. Отчасти из-за капризов собственной памяти, а отчасти из-за того, что много думала о том мужчине. Кто он? Кто он мне? Почему он так нежен и заботлив со мной? Почему не приходит? Может ли рассказать что-нибудь обо мне, чтобы я, если не вспомнила, то хотя бы узнала что-то о себе самой. Так я изнемогала целый день, машинально питаясь, засыпая и снова просыпаясь.
Днем пришел врач, наверное, главный здесь, со смешной бородкой клинышком, и очень старающийся выглядеть как хрестоматийный доктор из детских книжек. У меня были детские книжки. Ага, очень важное заключение. Конечно, если у меня было детство, то были и детские книжки. Не клонировали же меня уже взрослой. Хотя, это объясняло бы отсутствие у меня памяти о прошлом. Просто у меня его не было, прошлого-то. Появилась уже готовенькая, большая такая тетенька. Немного вредная, где-то даже язва, но уж извините, что вылупилось, то вылупилось.
Дяденька доктор долго меня осматривал, щупал и обстукивал, с умным видом мерил пульс и слушал дыхание. Поднимая мою слегка подрагивающую руку, отсчитывая толчки крови в сосудах, он внимательно смотрел на мою кисть, как на диковинного зверя. Потом он даже пытался со мной поговорить. Я мотала головой в меру сил: сверху вниз – да, справа на лево – нет. Очень содержательная получилась беседа, ничего не скажешь. Но он, как будто, остался доволен.
Пока он, уютно расположившись на краешке моей постели, выполнял свои манипуляции с моим полуподвижным телом, за его спиной постепенно образовался полукруг из безусых и безбородых юнцов в белых халатах, внимающих своему наставнику. Я тоже пыталась слегка внимать, вполне, впрочем, безуспешно, ибо говорил он явно не на моем родном языке. Хотя вначале некоторые слова я все же понимала:
– Как видите, дорогие мои, мы в данном конкретном случае наблюдаем признаки острого психогенного сумеречного состояния, а именно: психогенно обусловленное дрожание, – в качестве иллюстрации использовалась моя рука, все еще мелко подрагивающая у него в ладонях, как пойманная птица.
– Нарушение речи, – ну конечно, молчу уже вторые сутки, – патологическая пугливость, – ага, а это ему сестрица нажаловалась. Я зыкнула в сторону медсестры. Это тоже ябедничает?
А вот потом началась полная белиберда.
– Это показывает нам, что мы были правы в своих выводах об отсутствии черепной травмы с выраженным травматическим повреждением мозга. Так как при таких повреждениях нельзя ожидать острых психогенных реакций.
Маленький доктор торжествующе поднял вверх указательный палец, его очки победоносно сверкали, сползая на самый кончик коротенького носа, а слушатели в почтении внимали, периодически забывая дышать. Эскулап, меж тем, продолжал энергично вещать:
– Что опять же, подтверждается данными электроэнцефалограммы, электронистагмограммы, пневмоэнцефалограммы, а также анализом спинномозговой жидкости.
Аудитория согласно закивала головами.
– Теперь подождем, пока она заговорит, и выясним наличие невропатического развития или отдаленных последствий ее травмы, сопровождающейся сотрясением головного мозга и длительной потерей сознания. Надо быть готовыми и к повышенной аффективной лабильности, и к головным болям. А также головокружению, вплоть до изменения личности…
Все, он меня потерял. Я выпала из его речи, мысленно оглохнув.
Наконец доктор ушел, задрав бородку и удовлетворенно потирая ручонки, что-то снова декламируя непонятными словами своей свите. Которая вытекла за ним из палаты, как стая маленьких лодочек в фарватере вслед большой важной яхты. Я что же, ходила в море? Да, Бог его знает. Устала я сильно после этого осмотра, заснула и проспала до самого вечера.
Я открыла глаза как раз в тот момент, когда небо за моим окном окрасилось в розовый цвет. Наверное, садилось солнце. Мне тоже очень захотелось сесть, чтобы увидеть это прекрасное зрелище. Я попыталась приподняться в кровати, но оторвать от подушки смогла только голову. Получалось, что самой активной частью моего тела была, пока что, только голова. Она и думала, и двигалась, и скакала по ступенькам. И даже ела. А все остальные части тела были безнадежны и вызывали мое тихое раздражение. С такими невеселыми мыслями наблюдала я закат, с ужасом ожидая ночи. Я не люблю ночь. По-моему, я это уже говорила.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу