Мария Снежова - Круг снова разомкнут!!!

Тут же вспоминается мультик, даже имена главных героев услужливо выплывают из памяти – Том и Джерри. Том – кот – был таким же плоским после очередной проделки маленькой забавной мышки, довольно брутальной, на мой взгляд. Это жестоко, проехаться по живому существу асфальтовым катком. Я начинаю злиться. От дурацких ассоциаций, от бессилия вспомнить что-то существенное, вместо этого детского бреда. Лучше бы память с такой же готовностью выдала мне мое имя, или имя того красивого мужчины, что так заботливо осушал мою вселенскую скорбь. Я огляделась, медленно поворачивая голову на подушке. Мужчины не было, рядом с моей постелью стояла медсестра (странно, я и это помню) и поправляла что-то над моей головой.

– Проснулась? – В голосе женщины была заботливость и какая-то настороженность.

Я просто посмотрела на нее, ибо, уж если рот отказался меня слушаться в разговоре с тем красавцем, то с этой толстой теткой я тем более ничего не смогу. Полная импотенция.

Женщина двигалась медленно, словно в толще воды, рассеянный, приглушенный свет ночника делал комнату похожей на сумеречный подводный мир, а ее – на рыбу наполеон, которая любит прятаться на дне в толще песка, плавая где-то в теплых морях. Кино. Ну конечно, опять кино. Я видела это в какой-то передаче по телевизору. Такой запас знаний меня успокоил, но действия тетки явно настораживали.

Она отвернулась от меня, занявшись чем-то привычным на сервировочном столике для пыток. Я сверлила взглядом широкую спину в белом халате и прислушивалась к стеклянному позвякиванию. Мне было страшно. Что бы она там ни делала, я знала, что мне это не понравится.

Атмосфера внезапно стала зловещей, и я вспомнила, что не люблю ночь. Во всяком случае, я однозначно не люблю ночь наедине с этой массивной фигурой, которая загораживает собой что-то опасное для моего организма. Но что я могу сделать, в моем состоянии почти полной неподвижности? Мотать головой до посинения, пока она не отвалиться и не покатиться по черно-белому звенящему полу прямо к двери? А потом по коридору, и не запрыгает по ступенькам веселым волосатым мячиком, с которого будет подмигивать испуганный глаз. Кстати, какого цвета у меня глаза? Я не помнила.

Но попытка вспомнить меня отвлекла, страх немного прошел, а в это время обелохалаченная фурия уже стояла рядом со мной, держа в правой руке одноразовый шприц, наполненный чем-то прозрачным. Она сначала склониться ко мне, одновременно растирая мой локтевой сгиб чем-то холодным и вонючим. Я попыталась отодвинуться, естественно, безрезультатно. Замотала головой, как и планировала, но она только хмуро на меня взглянула.

– Все будет хорошо, сейчас сделаю тебе укольчик, и – баиньки, – заботливо причитала она, что сильнее не вязалось с ее мрачным лицом.

Еще раз, протерев место укола, она собрала свои пыточные инструменты, отодвинула процедурный столик подальше от кровати и притушила ночник над моей головой. Вышла, плотно закрыв за собой дверь и оставив меня удивляться, какой прогресс я сделала за эти несколько минут моего бодрствования. Я вспомнила столько всего, что мне требовалось какое-то время, чтобы все обдумать и систематизировать. Я надеялась на возникновение новых ассоциаций, которые тонкими ниточками заштопают мое рваное сознание, и потихоньку потянут за собой мою настоящую, а не мультяшно-киношную память. Очень на это надеялась. Но я не успела.

Правой руке стало тепло, по телу начала разливаться истома и тяжесть, я снова закрыла глаза, кровать начала плавно подо мной покачиваться, или это я начала ее раскачивать своим телом, не знаю…

«Завтра, я подумаю над этим завтра…» А это еще откуда? А будет ли у меня оно, это пресловутое завтра? Мысль мелькнула уже где-то на самом краю сознания, и я снова провалилась в мягкую, обволакивающую черноту.

3.

Тогда мне приснился первый сон. Я шла по траве, высокой, зеленой траве. Ноги с трудом выпутывались из ее вязкой прохлады. Вдруг показалась земля, и я тут же начала проваливаться вниз. Почва засасывала меня со странным, чавкающим звуком. Скоро она уже сомкнулась над моей головой, и я поняла, что начинаю задыхаться. Я закричала и проснулась, судорожно дыша, стараясь захватить ртом как можно больше воздуха.

В это утро я первый раз поела сама, то есть с ложечки, а не через вену. Как сейчас помню, на завтрак была жидкая овсяная каша, я набирала её в рот, держала там какое-то время, привыкая к этому ощущению наполненности моего речевого органа, и про себя посмеиваясь над терпением медсестры (другой, худенькой, но такой же опасной, как первая). Она уже держала наготове следующую ложку, аккуратно обтерев ее о край тарелки, чтобы не накапать на мой клеенчатый слюнявчик. Ложка висела в воздухе, готовая в любой момент влететь истребителем в мой неторопливо открывающийся рот. «Прямо звездные воины какие-то», опять мелькнуло напоминание о моей бывшей жизни, и я снова рассердилась на свое бестолковое сознание. Проглотила, открыла, подержала во рту, напитала слюной, снова проглотила. И так еще несколько раз, пока я не поняла, что, если проглочу еще ложку, просто фонтаном выплесну все обратно. Я наелась.

Читать дальше