Ростислав Самбук - Горький дым

— А понимаешь, так помолчи.

...Мартинец спустился с веранды и договорился с хозяином о ночлеге. Комната оказалась маленькой, но кровать стояла великолепная: огромная, на полкомнаты, мягкая, и белье пахло свежестью. Гизела быстро разделась, нырнула под одеяло, позвала Ивана:

— Иди ко мне, милый.

Если бы не позвала, пошел бы, и, по крайней мере, сегодняшний вечер сложился бы для Ивана Мартинца счастливее, но какой-то бес противоречия вселился в него: был раздражен и сердился на весь мир.

— Подышу свежим воздухом.

— Не надышался? Я замерзла.

— Согревайся сама! — пробурчал грубо и ушел пошатываясь. Постоял немного у дверей.

Возле стойки не было никого, только двое в замшевых шортах сидели около дверей и несколько пустых кружек стояло перед ними. Мартинец выпил полкружки пива несколькими глотками и остановился, чтобы отдышаться. Грузный человек в шортах прошел мимо во двор. Иван допил пиво, прикинул, не опрокинуть ли еще кружку, но тут же раздумал. Не тянуло и возвращаться в комнату, где на роскошной кровати ожидала его Гизела. Вообще все опротивело.

Вышел во двор. Почему-то захотелось выплакаться. Ему давно уже не хотелось плакать, жил как в чаду: Гизела, Бетти, Герда, Лизхен — девушки и виски, девушки и джин, девушки и шампанское — вот и вся жизнь. Убивал в себе и воспоминания, и желания, и угрызения совести, ибо никак не мог забыть днепровский простор и Лавру над ним, золотой купол, отражающийся в вечных днепровских водах, — это видение преследовало его, но знал: никогда не увидит купола Лавры и никогда не будет купаться в Днепре. «Никогда» больше всего мучало его, не мог смириться с этим, потому и заливал горечь спиртным и шатался по городу.

Иван закурил и пошел к скамейке, которая стояла на берегу ручья, хотелось одиночества — оно бередило душу, но почему-то эта душевная боль приносила и успокоение, наверно, потому, что чувствовал себя в такие минуты еще человеком не совсем павшим, а стремящимся чего-то достичь в жизни.

Мартинец сел на скамейку и потушил только что зажженную сигарету. Посмотрел на звезды, на луну, поднимающуюся из-за деревьев, и почувствовал свою мизерность и никчемность в этом бесконечном мире. Снова захотелось плакать, но на скамейку рядом кто-то сел — запахло пивом и табаком.

Мартинец покосился на человека и узнал того типа в замшевых шортах, что пил пиво в баре. Начал подниматься, но человек спросил его:

— Сигарета есть?

— Пожалуйста... — Иван полез в карман, человек придвинулся к нему близко-близко, дыхнул перегаром, Мартинцу стало противно, отпрянул, но кто-то ударил его по голове, в глазах засверкали искры, и он потерял сознание.

— Ловко ты его, — похвалил Стефан. — С первого раза.

Богдан спрятал под пиджак железную трубу, обтянутую резиной.

— Насобачился, — ответил. — Поищите, пан Стефан, в карманах, и если нет ключей...

— Куда они денутся? — Стефан быстро обшарил карманы пиджака Мартинца, вытянул автомобильные ключи. — Подгоняй сюда машину.

Богдан настороженно оглянулся вокруг: с веранды их не могли видеть, и только бармен торчал за широким окном ресторана.

— Придвинься к нему, — зашептал. — Не упал бы.

— Быстрее!

Богдан направился к стоянке, а Стефан придвинулся к бесчувственному Мартинцу, обняв его за плечи.

Канареечный «пежо» затормозил около скамейки через минуту, и Стефан, убедившись, что бармен читает газету и ничего не видит, затянул Мартинца в машину.

— Давай, — выдохнул хрипло, — я тебя догоню.

«Пежо» с места набрал скорость, а Стефан метнулся к мощному серому «мерседесу». Он догнал «пежо» сразу за «Ручейком», пристроился в хвост, погасив фары. Через несколько километров слева от дороги показалась пропасть, Богдан остановил «пежо». «Мерседес» стал сбоку чуть ли не впритык. Богдан вышел из машины, осмотрелся.

— Кажется, здесь, пан Стефан? — спросил скорее для порядка, так как остановился в точно определенном ранее месте.

— Здесь, — пробурчал Стефан и перетянул все еще бесчувственного Мартинца на переднее сиденье. — Ну с богом!

Богдан снял машину с ручного тормоза, выкрутил руль налево.

— Взяли!

«Пежо» неохотно сдвинулся с места, но, постепенно набирая скорость, пересек шоссе и рухнул в пропасть.

— Слава тебе, господи, — перекрестился Богдан, — с благополучным концом вас, пан Стефан.

— Не забудь завтра утром позвонить Кочмару.

— Конечно. С него еще тысяча марок, а за тысячу я кому угодно горло перегрызу.