Ростислав Самбук - Горький дым

— Я пошел, — сказал Кочмар, — желаю вам веселого вечера.

— А вам выигрыша.

Кочмар сплюнул через левое плечо и направился к двери не оглядываясь.

Герда оказалась достаточно молчаливой, и это устраивало Рутковского. Он заказал виски и какую-то закуску, Герда пила бокал за бокалом, и щеки у нее порозовели. Дважды она приглашала Максима танцевать, выбирала танцы медленные и прижималась к Рутковскому, обняв его за шею руками.

С Гердой все было понятно: она зарабатывала деньги, и на нее Максим мог не обращать внимания. Попросил кельнера принести еще бутылку, сидел, рассматривая посетителей, и с нетерпением ждал Кочмара. Наверное, сам пан Роман не желал так себе успеха, как этого хотел Максим. Рутковского не волновали финансовые дела Кочмара: пусть вылетает в трубу, но не сегодня. Сегодня в случае выигрыша у шефа будет хорошее настроение, этот вечер должен ему запомниться.

Максим сгорал от нетерпения, и даже молчаливая Герда начала надоедать ему.

Кочмар появился совсем неожиданно — шел между столиками красный, возбужденный, с расстегнутой верхней пуговицей рубашки, со сдвинутым набок галстуком, счастливый и улыбающийся. Тяжело шлепнулся на стул, налил чуть ли не полный стакан виски и выпил одним духом, безо льда и воды, не закусывая. Только глотнув воздуха, как рыба, выброшенная на берег, застыл на минуту с вытаращенными глазами, потом откинулся на спинку стула и посмотрел на Максима так, вроде увидел впервые.

— Пан Максим, — поучительно поднял он мясистый палец, — я им сегодня показал, как нужно играть, и они надолго запомнят этот вечер!

— Мне всегда казалось, что такой игрок... — с энтузиазмом начал Рутковский, но Кочмар не дал ему договорить:

— Вы правы, мой молодой друг, однако существует еще фортуна, и сегодня она была на моей стороне. Потом мы рассчитаемся, — бросил вскользь небрежно, — а теперь я бы хотел отпраздновать эту заслуженную победу. Что-то вы тут без меня заскучали, Герда совсем грустная. Закажите, пан Рутковский, коньяк и шампанское, я же пока выпью еще немного виски, а то игра была жаркой, и жажда мучает меня. — Кочмар вылил из бутылки остатки виски и выпил снова; пододвинув к себе блюдо с закусками, начал есть прямо из него, аппетитно чмокая губами.

Максим чувствовал себя спокойно: слава богу, что захватил лишние деньги и ему хватит рассчитаться. Что же, в конце концов — улыбнулся этой мысли — за все платит «Свобода», даже за акции, направленные против нее, будут выложены деньги, полученные в ее же кассе. Для чего же их экономить? Но!..

Знал, что не должен швыряться деньгами: сотрудники станции, хотя и имели по сравнению со служащими ФРГ очень высокие ставки, кичились своими сбережениями, и на этом фоне мотовство выглядело бы вызовом, а как раз этого Максим и не хотел: необходимо стать одним из многих, серым и незаметным, рядовым сотрудником, которого не очень интересует карьера — лишь бы хорошо платили. Он имел четко поставленное задание: добиться доступа к секретным бумагам станции, а для этого достаточно одного желания господина Кочмара, и с завтрашнего дня...

Но существуют еще стальные сейфы с картотеками и один главный сейф, ключ от которого забирает с собой Кочмар, возможно, сдает охране станции, может, носит у себя в кармане и, наверное, никогда не расстается с ним: считает себя опытным разведчиком, так как любит разглагольствовать о фактах из своей шпионской жизни. Правда, всезнающий Мартинец говорит, что эти факты пан Роман извлекает в основном из детективных романов, однако даже сам Мартинец не посмеет в присутствии Кочмара сказать об этом. Шутки с паном Романом плохи — агент ЦРУ, и тут дело даже не столько в самом Кочмаре, сколько в престиже всей организации, где он работает: за нездоровый интерес или лишнюю болтовню можно лишиться головы.

Кельнер принес бутылки, они заняли половину стола — молчаливая Герда оживилась и пересела от Максима поближе к Кочмару.

Пан Роман выпил коньяку и зажмурился от удовольствия. Максим незаметно отставил свой бокал, теперь он знал, что нужно делать: споить шефа. Эта задача была не такой уж сложной, Кочмар явно шел навстречу желанию Максима, и Рутковскому осталось только следить, чтобы не захмелеть самому. Лучшим союзником Максима оказалась Герда: она пила чуть ли не наравне с Кочмаром, но пьянела меньше его — хмель не развязал ей язык, наоборот, помрачнела еще больше, а сливовидные глаза ее еще больше удлинились. Наклонилась к Рутковскому, горячо дохнув ему в ухо, дотронувшись накрашенными губами. Спросила: