— Да, наши службы еще умеют работать.
— Неужели вы думаете, что, если бы меня в самом деле завербовали, я бы так просто и сразу признался вам?
— Я же сказал: мы знаем все.
— Глупости какие-то! — повысил голос Рутковский. — Простите, но вы говорите ерунду. Я мог послать Юру к черту сразу, понимаете, сразу, когда он приехал ко мне в Киев, побежать в госбезопасность, заявить, поднять шум. А я тут же согласился на его предложение — думаю, это вам известно?
— Если бы не было известно, черта с два разговаривали бы с вами. Но почему вы тянули целый год?
На это у Максима давно был заготовлен ответ.
— А говорите, хорошо проинформированы, — усмехнулся. — Вроде ехал я из Киева в Житомир... Во-первых, известна ли вам цена путевки в Канаду? Возможно, знаете также, сколько получает редактор издательства?.. Дальше, пока эту путевку достанешь — спрос, к сожалению, и здесь превышает предложение. Наконец, пан Лодзен, я не набиваюсь к вам, тем более что, честно говоря, стиль работы ваших работников очень прямолинеен и не совсем импонирует мне, думаю, что слушателям тоже.
— Ого! — Лодзен поставил бокал. — И что же вас не устраивает?
— А то, что многие ваши комментаторы ни черта не понимают в советской действительности. — Максим решил идти ва-банк: кстати, они с Игорем Михайловичем предвидели и такой вариант. — Отстали и действуют пещерными методами, не учитывая перемен, которые происходят на Украине ежедневно. Поймите, ежедневно, и я не боюсь этого слова. Кому нужны сейчас ваши фашистские лозунги? Над вами только смеются...
— Прошу не забываться! — вдруг покраснев, повысил голос Лодзен.
Луцкая, которая сидела рядом, удивленно оглянулась на него, но полковник и без того понял, что допустил ошибку. Поднял бокал, посмотрел сквозь него на свет, сказал спокойно:
— Смеются, говорите? А над чем, будьте добры уточнить.
— Я же говорю, над фашистскими лозунгами. А сейчас нужно действовать, если хотите, изысканно и тонко. Ох уж эта прямолинейность, есть тысяча способов... Играть нужно, пан Лодзен, играть на человеческих чувствах, какая польза от брани?
— Э-э, — возразил Лодзен, — это не совсем так. Пусть строят передачи на чем хотят, на фашизме, на черте и дьяволе, лишь бы против коммунизма. Хотя, — отставил бокал, — рациональное зерно в ваших словах есть и это необходимо обдумать. А сегодня хватит о делах, будет еще время поговорить о них, выпьем, мой молодой друг, давайте выпьем коньяку, у пана Юрия бывают хорошие коньяки, и этим следует воспользоваться.
Лодзен обнял Максима за талию и повел к столику с напитками. Юрий заметил это сразу, хоть и притворялся, что целиком занят разговором со степенным мужчиной в безукоризненно сшитом вечернем костюме. Положил гостю руку на плечо, указал глазами на Лодзена — они также подошли к столику. Видно, Лодзен знал важного мужчину — пожимая ему руку, спросил:
— Пан все еще работает на ниве народного просвещения?
— Это, если хотите знать, мое призвание.
— Не мог бы пан подготовить цикл лекций из истории Украины для нашего радио?
— Буду считать это большой честью.
— Тогда очень прошу позвонить по телефону на следующей неделе пану Кочмару, я предварительно договорюсь с ним.
Важный мужчина расцвел в угодливой улыбке — видно, просьба Лодзена имела для него большое значение. Подняв бокал, начал с воодушевлением:
— Прошу выпить за глубокоуважаемого пана Лодзена, нашего кормильца...
— Минуточку, — решительно перебил его полковник, — минуточку, я хочу выпить за нашего молодого друга, который не остановился ни перед чем, чтобы очутиться в цивилизованном мире, — ради него мы собрались тут, и я приветствую пана Максима Рутковского!
Юрий еле заметно толкнул Максима в бок, дав понять, насколько важен для него тост Лодзена. Рутковский и сам догадался об этом, поклонился полковнику и ответил:
— Для меня сегодняшний день как сон, господа, ей-богу, иногда кажется, что сплю и не могу до конца осмыслить реальность.
— Привыкнете, — заверил важный пан, — человек быстро ко всему привыкает, особенно к хорошему. И я завидую, что у вас все еще впереди. — Он чокнулся с Максимом — холеный, элегантный, уверенный в своей значимости. Обернулся к Сенишину: — Прошу представить меня брату.
— О, боже, извините, совсем упустил из виду. Пожалуйста, Максим, познакомься с нашим выдающимся культурным деятелем паном профессором Данилом Робаком, автором многочисленных исторических трудов, надеюсь, ты слышал о нем?
Читать дальше