– Значит, ты предлагаешь…
– Вот именно! Доказать в очередной раз, что мы не только дубиной умеем работать, но и рапирой. Скальпелем! Найти и взять с поличным, со всеми причиндалами! Получить момент истины.
– Постой… Что ты мне вкручиваешь?! – Ежов вскочил из-за стола, словно подброшенный невидимой пружиной. – Уж если о шпионских причиндалах речь, так мы же обыски проводить будем! У кого-нибудь да найдём… вещественные доказательства!
Тонкие губы Агранова искривились в усмешке.
– А если не найдём? Эта публика не имеет обыкновения держать вещественные доказательства на виду.
– Ты… Знаешь что?! Слишком ты умный как я погляжу! Ты оттого такой умный, что не тебе Хозяину докладывать!
Ежов некоторое время метался по кабинету, потом налил себе воды из графина, жадно выпил, откашлялся, и сказал, назидательно тряся пальцем:
– В общем так. Сроков ставить не буду. Но дело это на тебе! Срок – вчера! Крутись как хошь, что хошь делай, но крота этого вынь из норы и положь! Понял?
– Понял, Николай Иваныч…
– То-то же. Что там ещё у нас? Давай!
Ожидая в предбаннике кремлёвского сталинского кабинета в компании молчаливого Поскрёбышева, Ежов от нечего делать в который раз тайком разглядывал хозяйского секретаря. Голова филина на широких плечах косолапой гориллы. Ежов знал, что на новогодних посиделках на Ближней даче Поскрёбышев изображал не то канделябр, не то иллюминированную ёлку. Хозяин делал из газетной бумаги самокрутки вроде «козьих ножек», надевал их помощнику на пальцы и поджигал. Поскрёбышев, угодливо скалясь, терпел адскую боль, а после убегал на кухню и подставлял руки под струю холодной воды. Иногда для разнообразия ему после этого подкладывали на сиденье стула пирожное с кремом или помидор. Когда это произошло впервые, он, ослеплённый слезами от боли в обожжённых пальцах, не заметил сюрприза, а потом замечал конечно, но делал вид, что не замечает. Было весело, и гости буквально помирали со смеху. В этот раз, встречая новый 1937-й год, Хозяин сказал по поводу: «Всё же красывый был абычай – зажигать ёлку… Нада вернуть ёлку народу!» А ещё Поскрёбышев исполнял при Генеральном секретаре ЦК ВКП (б) обязанности лекаря, ставил клизмы в сиятельную задницу. Да, больших высот достиг Александр Иванович, приходилось перед ним заискивать. Вот только жену подобрал неудачно. Родная сестра жены Льва Седова, сына Троцкого. Ежов не исключал, что в ближайшее время придётся завизировать ордер на её арест.
Где-то в районе секретарского стола пискнул зуммер. Поскрёбышев поднялся, отворил дверь к Хозяину в кабинет, вошёл, плотно прикрыл дверь за собой. Через некоторое время вышел и произнёс вполголоса, придерживая створку двери:
– Товарищ Сталин ждёт вас.
Прикрыл дверь за наркомом, взглянул на часы, сделал запись в журнале посещений.
Сталин сидел за письменным столом, перпендикулярно которому, как во многих начальственных кабинетах, располагался длинный стол для заседаний с расставленными вдоль него стульями. Ежов остановился в нескольких шагах от двери, негромко поздоровался. Вождь не взглянул на вошедшего наркома, продолжив что-то писать, периодически макая перо в чернильницу. Лицо его выглядело хмурым и неприветливым. С тех пор как Ежов был назначен наркомом, Сталин наедине с ним держал себя всё более строго. Остатки дружелюбия на глазах улетучивались из его отношения, заменяясь сухостью, постепенно перераставшей в откровенную грубость.
В кабинете как всегда пахло ароматным табачным дымом. Вождь взял из пепельницы трубку, посопел ею, убедился в том, что она погасла и закурил папиросу из лежавшей на столе раскрытой коробки. Только после этого он соизволил обратить внимание на вошедшего. Молча указал дымящейся папиросой на ближайший стул.
С исполнителями сверху донизу нужна строгость, строгость и ещё раз строгость. Чем больше строгости, тем лучше, много её не бывает. И всё равно будут халтурить. Что ни поручи ослам, опозорят державу перед всем миром. На процессе троцкистско-зиновьевского центра подсудимый Гольцман заявил в своих заранее составленных НКВД и отрепетированных показаниях, что встречался с сыном Троцкого в копенгагенском отеле «Бристоль». А на следующий день датские газеты захохотали, заулюлюкали, что «Бристоль» этот самый, будь он неладен, снесли ещё в семнадцатом году! Недавний процесс параллельного центра – и снова ляпсус. Пятаков заявляет, что летал в декабре тридцать пятого года из Берлина в Осло на встречу с самим Троцким, и оказывается, что в это время не было ни единого рейса по указанному маршруту. Внутри страны, конечно, никто ни о чём не заподозрил, и спектакли прошли с блеском, но перед нашими сторонниками за рубежом очень неудобно получилось.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу