– Да, товарищ нарком.
Знакомый визгливый голос на другом конце провода произнёс:
– Яков, зайди. Жду.
– Иду.
Тяжело поднявшись с дивана, комиссар ГБ первого ранга прошёл в смежный с комнатой отдыха персональный туалет. Помочился, сполоснул руки под краном. Посмотрел на себя в зеркало. Н-да, укатали сивку крутые горки… Провёл мокрой рукой по лицу, наскоро пригладил волосы. В кабинете положил блокнот в портфель, взял со стола папку, другую. Подумав, взял и третью. С трудом засунул все три в битком набитый сейф, запер его дверцу тройным поворотом ключа, плюнул на печатку, сделал два оттиска на пластилиновых нашлёпках с пропущенной меж ними суровой ниткой, положил в карман бриджей звенящую связку.
Дремавший в «предбаннике» за своим столом адъютант, или по новому порученец, вскочил при появлении шефа.
– Свободен, Лёха… Езжай домой спать.
Выйдя в коридор, Агранов торопливо, слегка горбясь, пошёл по красной ковровой дорожке в сторону лифта.
Уже давно, ещё с середины двадцатых, крыши московских домов начали интенсивно обрастать антеннами. ОГПУ-НКВД брали под контроль не только телефонную связь, но и столичный эфир. Отслеживалась работа передатчиков всех дипломатических представительств, регистрировались радиопочерки, «раскалывались» шифры. Тем же частым бреднем вылавливались радиограммы далёких станций. Их так же тщательно классифицировали, методом триангуляции с участием приёмников слежения в других городах определяли источник сигнала, настойчиво пытались расшифровать. Вообще расшифровывать удавалось часто, ведь в Спецотделе ГУГБ, который возглавлял Глеб Бокий, трудились лучшие специалисты, многие ещё со стажем работы в соответствующих службах Российской империи. Но те радиограммы, которые вот уже четвёртый месяц выуживали из переполненного болтовнёй эфира сети антенн, расшифровке не поддавались. Сообщения неизвестному адресату шли не «морзянкой». Ласковый женский голос по-русски мурлыкал в микрофон четырёхзначные группы цифр. Передатчик, нагруженный всенаправленной антенной, находился в Берлине, и в зоне уверенного приёма оказывались Москва и Киев, Ленинград и Стокгольм, Лондон и Париж, Рим и Белград… Было ясно, что идёт диалог, но каким способом отвечал адресат?
Примерно с тех же пор пошли неприятности с советскими кораблями, доставлявшими военные и гражданские грузы в республиканскую Испанию. То взрыв, то пожар на борту, то неизвестно чья торпеда в борт в открытом море, то крейсер франкистов требует остановиться для досмотра, грозя шестидюймовками.
И вот несколько дней назад начальник отдела контрразведки принёс и показал Агранову письмо, опущенное в почтовый ящик у входа в советское посольство на рю Гренель в Париже.
Информация, содержащаяся в письме, уже позволила очертить круг подозреваемых в реальном шпионаже из двенадцати человек. Внешторговцы, военспецы и представители НКВД, сопровождавшие грузы, работники Наркомторгфлота, а также, что особенно неприятно, главы «легальных» парижских резидентур Иностранного отдела ГУГБ и разведуправления Наркомата обороны, тоже бывшие в курсе соответствующих секретов. Когда Агранов принялся излагать это Ежову, тот нетерпеливо махнул рукой, прерывая:
– Отлично, всех и возьмём! Обеспечь необходимые мероприятия. Все и сознаются, если надо будет. Канал утечки перекрыть незамедлительно! Всё, что связано с испанскими поставками находится на контроле у товарища Сталина.
– Именно поэтому я рекомендовал бы не торопиться и действовать с предельной осторожностью.
Ежов хотел что-то сказать, но слова застряли в горле. Агранов смотрел на него и думал, как объяснить этому недоумку, что Хозяин чётко отличает вопросы разведки и контрразведки от рутинной работы их наркомата – чистки рядов , запугивания народных масс и укомплектования лагерей рабочей силой. Да, нарастает волна арестов, опять грядёт девятый вал террора, как в Гражданскую, и они с Ежовым дирижируют этой страшной симфонией, но…
Ежов судорожно сглотнул и спросил:
– Что ты имеешь в виду, Яков?
– Хозяин любит копаться в наших делах. Может и подробности затребовать. И что мы предъявим? Показания, выбитые из кого-то наугад? Да пусть даже из всех двенадцати сразу. Неужели ты думаешь, он не раскусит этот фальшак? А если мы ошиблись, и утечки не прекратятся?
Ежов снова замолчал, переваривая. А ведь верно. Шить липовые дела с ведома и одобрения Сталина – это одно, а делать тоже самое с целью втереть ему очки – совсем другое. Обмана хозяин не прощает.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу