Стивен Хантер: Честь снайпера

— Я требую, чтобы мне показали труп!

— Мы оставляем бандитов лежать там, где их настигла смерть. Не желаете пройти со мной в лес, господин гауптштурмфюрер? Хотя мы можем наткнуться на красных партизан.

— Ты лжешь! Эта женщина ведьма, ее красота легендарна, она тебя околдовала, и теперь ты ее защищаешь! Это слабость и мягкотелость! Я требую, чтобы ты немедленно привел ее сюда! Отдай ее, или все обернется для вас страшными последствиями! Мы являемся вооруженными представителями законов рейха, а вы — бунтовщики! — Салид навел на Карла «Люгер». — Не испытывай мое терпение, фон Дреле! Я без колебаний пристрелю тебя, а мои люди расправятся с твоей группой. Вы предатели, и это всем известно.

— Старина, ты становишься мелодраматичным, тебе не кажется? На меня не раз направляли самое разное оружие, и я этого нисколько не боюсь. Что же касается смерти, то с тем, что я умру, я смирился уже много лет назад. Если это произойдет сегодня — что ж, значит, это произойдет сегодня. Опусти пистолет и убирай отсюда свои бронетранспортеры! По дороге к Ужгороду ты сможешь обдумать, что доложить обо мне Мюнцу, и подготовить документы на мой арест. А мы тем временем останемся здесь и будем оборонять ущелье до последнего человека. Мы с тобой встретимся в Вальгалле. О, подожди, я помашу тебе рукой из Вальгаллы, поскольку ты отправишься в свой арабский ад, где женщины не носят паранджу!

— Неверный! Неверный! — завопил араб. Лицо у него стало пунцово-красным, глаза сузились в щелочки. Изо рта брызнула слюна. — Ты оскорбил Господа! Ты будешь гореть в огне, обещаю тебе!

— Практически наверняка так оно и случится, — невозмутимо ответил Карл, — но сначала я наслажусь зрелищем того, как сгоришь ты.

— Грязная свинья! — крикнул Салид.

И в это мгновение превратился в огонь.

Вилли Бобер направил на эсэсовца из «Фламменверфера» струю пылающей жидкости, выброшенной давлением сжатого азота. Пламя охватило все. Вспыхнули волосы Салида, его лицо, глаза. Вспыхнули веки, нос, язык, небо и пищевод. Вспыхнули грудь, сердце и легкие. Вспыхнули кости. Вспыхнули внутренности, вспыхнули мышцы, вспыхнули ноги и ступни.

Даже его сапоги занялись огнем.

Жертвенный костер заполнил поляну, и нависшие сводами ветви отразили его багряные отсветы, окрасившись яркой зеленью вместо тускло-серого цвета пасмурного дня.

Объятая пламенем фигура сделала два-три нетвердых, шатающихся шага, крича что-то нечленораздельное, после чего повалилась на землю.

Последовало мгновение жуткой тишины, затем Акков повернул МГ-42, чтобы разрезать Вилли пополам, но он действовал слишком медленно, поэтому Карл выхватил свой «Браунинг» и с расстояния в тридцать метров прицельно всадил пулю чуть ниже края каски, но выше плеча, прямо в левое ухо.

И тотчас же заговорило все оружие 21-го воздушно-десантного полка. На бронетранспортеры обрушился шквал огня. Летящие со сверхзвуковой скоростью пули ударялись о броню; звук столкновения быстро летящей стали со сталью неподвижной был подобен барабанной дроби крупных капель дождя по железной крыше. Какой-то умелец мастерски забросил «лимонку» в кузов второго бронетранспортера, и та взорвалась, полностью выведя из строя груз полицейского батальона. Один из осколков вонзился в спину пулеметчика, и тот повалился, нажимая пальцем на спусковой крючок, так что МГ-42 сожрал всю ленту, вот только пули улетели куда-то вверх, чтобы упасть на землю предположительно где — нибудь в Чехословакии.

ФГ-42 и СТГ-44 десантников ударили по открывающимся задним дверям бронетранспортеров, выбивая облака стальной пыли, сражая эсэсовцев, которые попытались вылезти, чтобы вступить в бой. Солдаты полицейского батальона падали, скошенные свинцовым дождем, который врывался в тесное внутреннее пространство и отражался от массивной брони. Вилли уже повернул в сторону длинный хобот огнемета и выпустил вторую огненную струю, накидывая на третий бронетранспортер пламенное покрывало. Застигнутые врасплох бедолаги, объятые пламенем, с криками переваливались через борт, падали на землю, бежали, снова валились и затихали, обугленные, дымящиеся.

И вдруг целей больше не осталось. Воздух был наполнен смрадом сгоревшей жидкости и паленой плоти, над поляной зависло облако грязно-серого дыма. На теле гауптштурмфюрера, распростертого на земле, кое-где продолжали плясать языки пламени, поскольку еще не вся его плоть была уничтожена огнем.

— Не стреляйте! — послышался слабый голос из чрева второго бронетранспортера.