Сабин Дюран - Вне подозрений

– Это вы дали ей статьи?

– Нет. Я?! Да я с ней никогда не встречалась!

Еле слышный вздох Фрейзера, слабое шмыганье… Насморк?

– Прежде чем ответить на следующий вопрос, подумайте, пожалуйста, хорошенько. – Периваль пощипывает подбородок. Значит, что-то замыслил. – Не спешите. Будьте внимательны.

Ладонь исчезает в волшебной папке – прямо какой-то ящик Пандоры! – и извлекает две фотографии. На первой – зеленая майка с воротником «хомут»; на второй – укороченный серебристый кардиган, рукав три четверти. Их запечатлели на столе, похожем на столики в школьном буфете. Обе вещи кажутся знакомыми.

– Эту одежду нашли в квартире убитой. Вы их узнаете? Подумайте. Не спешите.

Я молчу.

Фрейзер шевелится, и ножка его стула со скрипом царапает линолеум. Похоже, это придает Перивалю ускорения. Не дожидаясь, пока я что-нибудь надумаю, он кладет на стол еще две фотографии. Аккуратно выравнивает.

– А теперь?

Эти снимки распечатаны с сайта «Доброго утра». Я разговариваю с певцом Томом Джонсом, жестикулирую, смеюсь. На мне зеленая майка с «хомутом». На другом – тоже я, слушаю Стэна, он беседует с матерью ребенка, постоянно бунтующего против школьных правил. Я в серебристом кардигане.

В голове мутится. Открываю-закрываю рот, пытаясь прогнать шум в ушах. Дергаю вырез джемпера, в ноздри ударяет запах собственного тела. Мне так много не переварить…

– Не знаю. Я в растерянности… И мне тревожно…

– Точно?

Совпадение? Или она видела эту одежду на мне и пыталась подражать? Фигуры у нас похожи, а обе кофты прекрасно сидят на женщинах с узкими плечами и большой грудью. А может, эти вещи были в сумке, которую я отдала на благотворительность? А вдруг тут замешана Марта? Она что, одалживает кому-то мою одежду? Или продает? И тут меня осеняет. Да… Это объяснило бы все – и наряды, и газетные вырезки… Хотя идея неприятная.

– Мой сумасшедший фанат, сталкер!

Детективы многозначительно переглядываются, между ними словно проскакивает искра.

– Могла она быть моим сталкером? – Господи, как же мне тошно!

– Почему вы солгали, что не трогали тело? – впервые вступил в беседу старший инспектор Фрейзер.

– Я не лгала! Я забыла. Это она – мой сталкер? И я нашла именно ее? – В голове ничего не укладывается.

– Почему вы сказали, что не знали жертву, хотя очевидно, что это не так?

О чем он?!

– Я ее не знала!

– И ваше алиби… – Фрейзер сверяется с записями. – Часть вечера вы провели с дочерью и ее няней. Но все остальное время были одна. Так?

– Да. Муж вернулся домой только в три часа утра.

– Неподтвержденное алиби, – вклинивается Периваль.

– Что? Это плохо, что оно неподтвержденное?

Периваль саркастически хмыкает.

– При чем здесь мое алиби? – Я поднимаюсь со стула. До меня вдруг доходит, куда они клонят. Становится страшно. Но гнев и возмущение пересиливают страх. – Вы что думаете, я ее убила?!

Инспектор разводит руками, качает головой из стороны в сторону, шевелит губами. Вот он, фирменный жест Колина Синклера: «Ну-ну. Без комментариев». Как меня это бесит!

– Даже если она была моим сталкером – это что, повод ее убивать? Какой же это мотив? – Может, они чокнутые, эти детективы? Или просто идиоты?

– Это только в кино про копов наличие мотива – чуть ли не главное доказательство, – заявляет Фрейзер. – А на деле «кто», «где» и «как» гораздо важнее, чем «почему».

Периваль встает:

– Мы с вами еще увидимся. Не уезжайте никуда надолго.

Едва переступив порог дома, я несусь в гардеробную и, расшвыривая одежду, принимаюсь методично потрошить одну аккуратную стопку за другой. Справившись, застываю посреди спальни, у ног – гора скомканных нарядов.

Марта и Милли в кухне. Дочь развалилась на диване, якобы делает домашнюю работу: книги и тетради разбросаны повсюду, в руках – ни карандаша, ни ручки. Облаченная в латексные перчатки Марта драит раковину. Милли кидается ко мне, засыпает вопросами – где я была? какие я знаю собирательные имена существительные? А то Марта ни одного не знает! Дальше следует длинный рассказ на тему «За что я ненавижу Иззи Мэттьюз». Я бросаю взгляд на Марту – на ее лице ни тени улыбки.

– «Ненавижу» – не очень хорошее слово, Милли, – говорю я. – Лучше сказать, что Иззи плохо на тебя влияет.

Наконец уроки закончены – «куча тряпья», «карканье воронья», «полицейская агентура», – и угомонившаяся Милли уложена спать в обнимку с розовым кроликом и медведем (счастливое содружество мягких игрушек). На лестнице я сталкиваюсь с Мартой и прошу ее уделить мне пару минут.