Константин Сизов - Гомер против Одиссея. Расследование великой мистификации

И вот сотни соотечественников Одиссея, отцов и матерей, братьев и сестер, сыновей и дочерей тех, кто ушел на войну и не вернулся, завидев ТАКОЕ ВОЗВРАЩЕНИЕ своего правителя… Выберем правильный ответ:

1. Радостно его встречают.

2. Стараются не замечать.

3. Приступают к допросу с пристрастием и угрозой его, Одиссея, безвременной кончины.

Подсказка: сам Одиссей, не дожидаясь встречи с верноподданными, изменил внешность.

Зачем?! Или он не царь, чтобы бояться своего народа?! Действительно, чего бояться герою-победителю, которого с нетерпением ждут в родном царстве? Так что внешность Одиссей изменил якобы не сам, а лично богиня Афина позаботилась скрыть его истинный облик. Да-да, та самая Афина, богиня мудрости, которая родилась из головы Зевса-громовержца, причинив ему немалую головную боль. От мудрости часто голова болит, ибо, как сказал другой великий поэт: «Умножая мудрость, умножаешь скорбь…» Однако вернемся к Одиссею. Если бы не Афина, да разве стал бы он менять свой облик!? Впрочем, спорить Одиссей не стал. Изменив внешность, он получил возможность не только отсрочить торжественную встречу с народом, но и скрытно выяснить обстановку.

Оказалось, что его верной жене Пенелопе докучают многочисленные женихи. Ну, этих-то понять можно. С одной стороны – хозяина дома нет. Десятилетняя война, в свою очередь уже десять лет как окончилась, а царь домой так и не вернулся и ничего о нем не известно. Так что его власть и все его добро лежат, можно сказать бесхозные – только руку протяни. А с другой стороны – власть, даже на таком островке, так просто не захватишь, требуется подобие законности. Тем более, что силенок для узурпирования власти, наверняка оказалось маловато – не будем забывать, что самых сильных на упомянутую войну и забрали.

Но даже против этих шакалов Одиссей не решается выступить открыто. Слишком их много. По тексту «Одиссеи» одних женихов можно насчитать сто восемь штук [4. π, 247—253]. (В переводе Жуковского [2b] получим сто шестнадцать. Но это случайная ошибка мастера!) Добавим сюда штук 10 прислуги. Прихватили даже «товарищей, в разрезании мяса искусных» . А если подсчитать по Аполлодору – так целых сто тридцать шесть штук одних женихов получим [5. Эпитома. VII, 26—30]. (Почему в штуках? Ну, не по головам же их считать! Это мы оставим Одиссею! А в «человеках»? Это здоровых молодчиков-то, упрямо домогающихся одинокой женщины? Которая, к тому же, намного их старше. И так на протяжении нескольких лет? Конечно, бывает любовь «несмотря ни на что». Но здесь, как нам кажется, не тот случай. Это стая, ведущая загонную охоту! Или все-таки – стадо?)

Так что предосторожность мудрой Афины с изменением облика нашего героя оказалась вполне оправданной. И теперь Одиссей, воспользовавшись законами гостеприимства, по которым даже его, безвестного нищего бродягу допускают на пир, дожидается удобного момента. Что, правда, не избавляет его от грубых шуток, точнее, откровенных издевательств со стороны некоторых из пирующих. Однако Одиссей продолжает терпеливо наблюдать: за женихами и слугами, за женой Пенелопой и сыном Телемахом, за знамениями богов.

Ну, женщину тоже понять можно. Ждала-ждала. Сначала десять лет войны. Потом еще долгие годы неизвестности – ни от мужа, ни о муже ни слуху, ни духу. А, между тем, поклонники одолевают – спасу нет! Сначала Пенелопа избрала тактику сталкивания противников между собой: никому напрямую не отказывая, подавала «надежду всем и каждому порознь» [2b. II, 90—91]. Эффективно, но лишь пока претенденты не выяснят все-таки отношения между собой и не придут к выводу, что их морочат. Пенелопе помогло довольно долго продержаться только большое число жаждущих власти. Когда же совсем обложили – прямо в собственном доме – придумала такую хитрость:

«Не торопите со свадьбой меня, подождите, покамест

Савана я не сотку – пропадет моя иначе пряжа! —

Знатному старцу Лаэрту [отцу Одиссея] на случай, коль гибельный жребий

Скорбь доставляющей смерти нежданно его здесь постигнет, —

Чтобы в округе меня не корили ахейские жены».

[2a. II, 97—101]

Согласились женихи подождать. И вот ТРИ ГОДА Пенелопа днем ткала саван, а ночью распускала работу.

(Заметим в скобках, что то ли с отчаяния, то ли по какой еще причине, но повод Пенелопа придумала своеобразный. Одинокому «старцу Лаэрту», действительно, как мы увидим позже, было за восемьдесят, а это и по нашим временам немало! Но – живет он не в царском дворце, а в маленьком домике с несколькими старыми слугами!