Мелани Раабе - Истина

Петри наморщила лоб.

— Похоже, вы не слишком удивлены поведением вашей жены.

— Увы, вы правы, — согласился я с тихим вздохом. — Меня это нисколько не удивляет.

— С ней уже такое случалось?

Я кивнул и уверенно соврал:

— Да. И не раз, к сожалению. Но вы не беспокойтесь. Я знаю, что делать.

Выражение лица у Барбары Петри непроницаемое.

— Я бы не хотела, чтобы вы брали на себя слишком много. Вам и самому нужен покой.

— Со мной все в порядке, — сказал я. — Я только об одном хочу вас попросить: обещайте никому ничего не рассказывать. Мне было бы очень неприятно, и Заре — как только она придет в себя — тем более.

В течение секунды Барбара Петри выдерживала мой умоляющий взгляд, но потом смягчилась.

Вот оно, сострадание. Хорошо.

— Само собой, разумеется, — ответила она и одарила меня легкой улыбкой. — Разумеется.

Мой взгляд неожиданно скользнул в сторону ванны, белоснежной как цветок лотоса, и в воображении вспыхнула одна картина. Мы с Филиппом принимаем ванну, на бортике — пиво для него, яблочный сок для меня. Я беременна, и мой живот горой вздымается над пеной. Филипп, дурашливый. Счастливый. Темные глаза, ямочки на щеках, в течение нескольких секунд вижу его как наяву: он делает глоток из бутылки, в то время как пена миллиардами пузырьков стекает по его груди и…

Почему мне это не пришло в голову раньше?

Я вышла из ванной и поспешила на кухню.

— Вы скучали по семье, но чего еще вам больше всего не хватало? — долетел до меня голос Петры.

— Шницеля и шнапса, — ответил незнакомец, и Барбара Петри рассмеялась.

Я оставила этого хитреца с ней наедине минут на пять, не больше, но он уже умудрился запудрить ей мозги.

Они как будто вели непринужденную беседу за чашечкой кофе. Меня захлестнула новая волна раздражения.

— Хотелось бы задать этому человеку несколько вопросов, — с ходу заявила я.

Вертикальная морщина прорезала лоб Барбары Петри. Она перевела вопросительный взгляд на мнимого Филиппа. Тот медлил.

— Думаю, это не такая уж плохая идея, — бросил он, и от его наигранного тона, якобы исполненного понимания, мне сделалось совсем тошно. — Может, Заре полегчает, если я отвечу на некоторые вопросы.

Он провел рукой по лицу:

— Я только смертельно устал. Вся эта нервотрепка, долгий перелет, джетлаг…

Он выжимал слова по каплям.

— Вы не обязаны этого делать, — сказала Петри с сочувствием. — Ваше желание сперва отдохнуть совершенно оправданно и законно. После всего, что вы пережили.

Упрека в ее голосе не услышал бы только глухой, и я очень хорошо поняла — относился он ко мне. Надо ее убедить, но я опять начала нервничать. Если этот человек знает об Иоганне, значит, он и о Филиппе осведомлен — и обо мне?

— Все в порядке. Это поможет делу — вот что главное.

— Ну хорошо, — согласилась Петри.

Самозванец смотрел на меня вызывающе. Я сделала большой глоток кофе, но, как ни тяни время, стратегию на ходу не разработать. И тогда я стала задавать прямые вопросы.

— День рождения Филиппа?

— Я родился 27 января, — выпалил незнакомец как из пистолета и самодовольно добавил: — В один день с Моцартом.

Ну, это элементарно. Узнать такое очень просто, только набери в Гугле. Но это еще только разминка.

— Когда родился Лео? — продолжила я допрос.

Негодяй улыбнулся, но и на этот вопрос ответил высокомерно.

— Мне все еще не верится, что его следующий день рождения мы отпразднуем вместе, — добавил он. — Я думал об этом каждый год, когда…

— Когда мы с Филиппом поженились? — перебила я, не позволяя самозванцу говорить о моем сыне.

Он посмотрел на меня как будто в замешательстве, но в конце концов ответил:

— В начале лета.

— Я хочу услышать число, — настаивала я.

— Господи.

Он испугался по-настоящему. Растерянно смотрел то на чиновницу, то на меня.

— Господи, я больше не знаю. Я… нет, знаю, но только не могу вспомнить. Я…

— Что было на мне в день свадьбы? — продолжила я, даже не думая ослаблять хватку.

Он плавал, и это хорошо.

— Где была свадьба?

— Я… — Он запнулся, опустил голову и нервно провел рукой по волосам. — Проклятие, я слишком устал.

— Какие песни звучали? — спросила я.

Незнакомец молчал.

«High and Dry» «Radiohead», думала я. Сначала имитатор Элвиса пел «Love Me Tender», а потом бэнд играл «High and Dry». Воспоминание окутало меня своей тенью, сдавило горло, но распускать нюни было непозволительно, не сейчас, не сейчас.

Барбара Петри вздохнула. Кажется, она начинала понимать бессмысленность всей затеи.