Питер Джеймс - Одержимость

– Мне нужно с тобой поговорить.

– Я в этом году смогу выпустить двадцать пять тысяч бутылок, неплохо, правда?

– Дэвид, мне нужно с тобой поговорить.

Он простер к ней руки, показывая загрубелую кожу и грязь под ногтями:

– Ты посмотри, посмотри на это! А в Лондоне я ведь делал маникюр, ты помнишь? Руки у меня были красивые… вот только из них выходило сплошное дерьмо. Теперь они грязные, уродливые, но то, что я создаю ими, прекрасно. Разве это не замечательно?

– Да. Надеюсь, тебе это идет на пользу. Мы можем пройти в дом и поговорить?

– Конечно. – Он взял у нее стакан и пошел к двери, остановился, похлопал по громадному лотку из нержавеющей стали. – Это для ферментации, – гордо сказал он. – Ни на одной другой винодельне в Англии нет такого.

Алекс встретила взгляд его грустных карих глаз. Ради всего этого он уехал из Лондона, оставил ту жизнь, большие доходы, быстрые машины, стильные костюмы и дорогие маникюрные салоны. Оставил все это ради того, к чему лежала его душа – к этому холодному грязному зданию с кислым запахом и странными машинами, виноградным лозам, овцам и одиночеству.

– Ты счастлив?

– Я делаю то, что мне нравится.

– Но счастлив ли ты?

Он пожал плечами и пошел дальше. Она последовала за ним во двор, залитый светом, пахнущий землей, псиной и навозом, пересекла его и нырнула в низкую дверь коттеджа.

Дэвид наполнил чайник из крана над каменной раковиной, поставил на плиту. Алекс села за сосновый стол и инстинктивно смела с него крошки в ладонь.

– Хочешь есть?

Она отрицательно покачала головой и высыпала крошки в большой бумажный пакет, заменявший корзинку для мусора.

– Рад тебя видеть. Давно тебя здесь не было.

Она посмотрела на груды тарелок и блюд вокруг сушилки и улыбнулась:

– Тебе нужно нанять посудомойку.

Он покачал головой:

– Они не умеют отмывать винные бокалы – оставляют осадок.

– Ты усложняешь им работу.

Он пожал плечами:

– Когда наступает вечер, делать здесь особо нечего, вполне могу помыть посуду сам.

Чайник начал легонько шипеть. «Словно дышит», – подумала она.

– Я ходила к медиуму.

Дэвид тщательно протер кружку кухонным полотенцем, посмотрел на нее.

– И?..

– Он вышел на связь с Фабианом.

Дэвид поставил кружку, вытащил из кармана табакерку.

– Я знаю, что ты думаешь по этому поводу, но происходят всякие события… очень странные события.

– Какие?

Алекс посмотрела на старые деревянные часы на полке. Четыре пятнадцать.

– Они правильно показывают время? – слабым голосом спросила она, посмотрев для сравнения на собственные часы.

– Обычно спешат на несколько минут.

– Я в четыре должна была быть в издательстве «Пингвин»… – Она покачала головой.

– Что-то важное?

– Целый месяц улаживала.

– Кто-нибудь может тебя заменить?

– Нет.

– Мне казалось, у тебя есть надежные помощники.

– Есть, но в данном случае я должна была прийти туда лично. – Алекс посмотрела на часы. – Хорошо, если я успею к шести.

Она поймала себя на том, что винит Дэвида – из-за него она забыла, из-за него она застряла здесь, на этой грязной кухне у черта на куличках. Из-за него она может профукать одну из самых выгодных сделок.

– Могу я позвонить отсюда? – без особого желания спросила она.

– Зачем ты спрашиваешь – половина дома принадлежит тебе.

– Не надо мне читать лекции… – отрезала она. – Я всего лишь хочу воспользоваться этим треклятым…

Замолчав, Алекс прикусила губу. На кой черт она сходит с ума? На кой черт она в чем-то винит Дэвида или кого-то еще?

– Ты была очень убедительна.

– Думаю, я спасла сделку. – Она засунула руку в карман пальто.

Резиновые сапоги были для нее великоваты, и ноги свободно болтались в них. Интересно, чьи это сапоги?

Они шли по низинке, вдоль холмов с виноградниками, и земля хлюпала и проваливалась под их ногами. Бесконечные ряды корявых лоз, среди которых не было ни зеленой травы, ни цветов, стояли, как очередь скелетов перед вратами Аида. Алекс пробрала дрожь; к тому же ее беспокоили жуткие мысли, приходившие ей в голову в последнее время. Она поскользнулась, ухватила Дэвида за руку – жесткую, сильную. Его сила удивила ее – она забыла об этом.

– Ничего?

– Все в порядке.

– В воскресенье закончил подрезку, – гордо сказал он. – Три месяца, почти точно день в день.

– Хорошо, – бодро ответила она, предполагая, что это и должно быть хорошо.

Предвечерний свет таял, воздух свежел. Донеслось овечье блеянье, высоко над ними пролетел легкий самолет.