Питер Джеймс - Одержимость

– Привет, Урожайка, – сказала Алекс.

Собака удостоила ее единственным взмахом хвоста, потом уткнулась носом в землю и принялась что-то вынюхивать. Алекс прошла мимо «лендровера» Дэвида к конюшням, открыла дверь «приемной», заглянула внутрь. Комната была холодная, заплесневелая, с каменным полом, старым кухонным столом и еще более старым кассовым аппаратом на нем. На столе стояли две полупустые бутылки с этикетками «Шато Хайтауэр», пробки торчали из горлышек, словно цилиндры не по размеру. Остальная часть комнаты была завалена белыми коробками, на всех по трафарету зеленой краской было написано «Шато Хайтауэр». Она вышла, и дверь закрылась с громким хлопком.

Алекс отправилась в конец двора к высокому галечному сараю, который, судя по его виду, когда-то вполне мог быть часовней. Внутри было влажно и холодно, воздух пропитан застоялым винным запахом, словно в пустом пабе.

Муж стоял, задумавшись, между двумя массивными пластиковыми бочками. Алекс прошла мимо сверкающего красной краской выжимного пресса, мимо ряда пластиковых бочек поменьше, большой стеклянной емкости, заполненной непрозрачной жидкостью. Дэвид поднес стакан с вином к носу, задумчиво втянул воздух, потом вылил содержимое в дренажное отверстие в центре пола.

– Привет, Дэвид!

Он, вздрогнув, посмотрел на нее.

– Господи боже. – На его лице появилась улыбка, он поскреб бороду. – Ты меня испугала.

– Извини.

Он пошел к ней, раскинув руки; на нем была грязная джинсовая куртка и потрепанные хлопчатобумажные брюки. Она почувствовала на щеке его колючую бороду, холодную влагу губ.

– Тебе в этом не холодно?

– Разве холодно? Я не заметил.

Алекс посмотрела на его обувь.

– Я думала, фермеры носят резиновые сапоги, а не домашние тапочки.

– Я не фермер, – ответил он с обиженным видом. – Я смотритель шато.

– Извини, забыла, – улыбнулась она.

– Как бы то ни было, мне в них тепло. Ну-ка, я хочу, чтобы ты попробовала. – Он подошел к одной из громадных бочек и налил полстакана через кран в боку. – Не обращай внимания на цвет, вино еще очень молодое, оно посветлеет.

Она с сомнением посмотрела на мутную серую жидкость, понюхала – от нее исходил мягкий цветочный аромат.

– Хороший букет, да?

Она кивнула.

– Он станет еще сильнее. Но уже неплохо, да?

Алекс попробовала и поморщилась – вино было холодным. Она покорно прополоскала им рот, ожидая от Дэвида инструкций – то ли проглотить, то ли выплюнуть, увидела мольбу в его глазах – чисто ребенок, ждущий похвалы. Если букет ей понравился, то вкус был блеклый, стальной, чуть ли не маслянистый. Она проглотила, сомневаясь, что поступает правильно.

– Мм, – задумчиво промычала она, видя, как энтузиазм сходит с его лица, появляется сомнение. – Очень мило, очень мило.

Счастливое выражение расплылось по его лицу, он радостно потер ладони:

– Кажется, я нашел секрет, как ты думаешь?

– Все твои вина очень хороши.

Он отрицательно покачал головой:

– Все, что я делал до этого дня, – дрянь, пойло, подражание, эльзасское вино второго сорта. Я пытался копировать «Брейки Боттом», «Сент-Кутманс» и все остальное, что мне нравилось. – Он отрицательно покачал головой, хлопнул в ладоши. – Оригинальность. Я хочу создать великое английское вино, ни на что не похожее, уникальное. – Он сложил колечком большой и указательный пальцы. – И выпускать ограниченные партии – вот в чем секрет. Они будут выстраиваться здесь за ним в очередь.

– Если только вынесут запах свиной фермы.

Он посмотрел на нее с обидой, и она пожалела о своей шутке.

– Тебе… тебе оно правда понравилось?

Алекс кивнула.

– Еще предстоит пройти немалый путь, ты ведь понимаешь, да?

– Да, – солгала она, одобрительно улыбнувшись ему.

Он посмотрел на нее с облегчением.

– Я знал, что ты поймешь. Если за время нашего брака ты не получила от меня ничего другого, то уж в винах научилась разбираться.

Она снова одобрительно улыбнулась.

– Я думаю, Фабиан гордился бы этим. Он в прошлом году приезжал на сбор урожая – помогал снимать грозди. Оно будет особенное, да?

Она кивнула.

– Шардоне! – воскликнул он, подняв глаза к потолку, потом повторил это слово, громко, отчетливо, как чтец Библии на амвоне. – Шардоне!

Это слово эхом разнеслось по холодному, влажному сараю.

В бороде Дэвида яростно сверкнули зубы, и Алекс вздрогнула: муж вдруг показался ей совсем чужим человеком.

– «Монтраше», «Кортон-Шарлемань»! – Он поцеловал кончики своих пальцев.