Питер Джеймс: Одержимость

Она встала, ухватила обеими руками громадное колесо. Но оно не подавалось. «Давай же, давай». Она резко крутанула колесо, вращала его до упора, потом снова попыталась открыть. Пожалуйста, ну откройся же. Она принялась крутить в другую сторону, колесо шло туго, с треском, скрежетом. «Они услышат, услышат. Господи, прежде оно не было таким тугим».

Тонкая струя воды хлынула ей в лицо.

Она снова принялась вращать его, потащила. Струя выстрелила ей в грудь, отшвырнула, ударила обо что-то. О стену. Зловещее шипение воды все усиливалось.

– Мама! – услышала она пронзительный крик Фабиана.

«Никогда не прикасайтесь к ним, никто толком не знает, для чего они»…

Не то колесо, вот почему никакого движения. «Нет, о господи».

Вода жгла ее глаза, как кислота. Она открыла их, моргая от боли. Где был свет? В какой стороне? Струи воды обдавали ее со всех сторон.

Раздался треск – поначалу тихий, потом более громкий, словно расщеплялось дерево. Впечатление возникало такое, будто кто-то открывал гигантский ящик. Шум усиливался, окружал ее, оглушал. Потом вдруг прекратился, и на несколько секунд воцарилась тишина.

Как безумная она крутила головой в темноте, пытаясь сориентироваться, найти выход. Но кругом была только чернота.

Донесся грохот – поначалу слабый, как далекий гром. Он перешел в яростный рев прямо под ней. Она повернулась и на миг увидела свет, танцевальный зал. А потом стену воды.

Вода неслась на нее.

Сначала погас свет. Потом исчез шум. Когда вода подняла ее, подхватила, потащила, воцарилась тишина.

Мертвая тишина.

Все вокруг было белым, молочным. Мягкий, рассеянный свет. Белые пальцы беззвучно скользили по ней, оставляя за собой безмолвную рябь. Сознание все еще смутно фиксировало происходящее. «Таблетки», – подумала она; от таблеток ей становилось хорошо, она после таблеток видит хорошие сны, от которых трудно пробуждаться.

Твердый взгляд. Заросли усов. Синие глаза со стальным отливом. Давно ли он здесь?

– Проснулась, девочка моя?

Она слабо улыбнулась.

– Тут чертовски душно… открыть окно?

Она кивнула. С резким треском взлетели жалюзи, комната внезапно наполнилась ярким светом. Иллюзия ушла, и реальность снова вторглась в ее жизнь. Еще один день. Еще один день, который не имеет значения.

– Филип, какое сегодня число?

– Восемнадцатое мая.

«Господи боже». Она неожиданно для себя попыталась сесть, но боль в плече не позволила.

– Никаких перемен?

– Похоже, что дела налаживаются.

Они посидели несколько минут молча. Она смотрела, как Филип курит, как моргает, потом попыталась снова думать, прогнать лекарственную муть, цель которой и состояла в том, чтобы не давать ей думать.

– Я их погубила, – сказала она вдруг.

– Там было небезопасно. В любую минуту все могло обрушиться. Вход туда давно нужно было замуровать.

– Я решила, что Дэвид превратился в Фабиана, что он… что они хотят заковать меня в цепи и оставить там… Я открыла клапан. Я думала, это дверь.

Она уставилась в синеву его глаз. В них мерцали отблески света, словно в прудах. Средневековых прудах. Мороз подрал ее по коже.

– Я их убила.

– Да нет же, господи, ничего подобного.

– Убила.

– Это был несчастный случай, девочка моя. Несчастный случай.

«Я даже не была на его похоронах, – подумала Алекс. – Не пошла на похороны своего мужа».

Она смотрела на Филипа – он встал, подошел к окну. Облокотился на подоконник, уставился в окно.

– И на похороны Отто я должна была пойти – он ведь приходил на похороны Фабиана.

– Его хоронили в Германии, – успокаивающе сказал Филип. – Насколько я знаю, его тело забрали туда.

– Как много похорон…

Снова наступило долгое молчание. Ее пробрала дрожь.

– Я даже не послала цветов Отто… и девушке.

– Девушке?

– Кэрри.

– Кэрри?

– Девушке, которая… – Она помолчала, глядя на него. – Ты же знаешь. Которая была там.

– Кто был где?

– Под озером.

– Девушка под озером?

– Та, которую Фабиан…

Алекс замолчала. Почему он не хочет говорить об этом? Почему отрицает?

Филип вернулся к кровати и сел рядом.

– Озеро осушили. – Он вытащил еще одну сигарету. – Нашли тела только Отто и Дэвида. Больше никого.

– Но… Филип, я… я видела.

Он уверенно покачал головой.

– В танцевальном зале. – Она понизила голос.

– Его завалило. Все завалило. Все это сооружение обрушилось. Удивительное творение инженерной мысли.