Софи Гид - Песочница

Сзади мне был виден его дорогой костюм и невысокие каблуки очень дорогой обуви; раскрытая ладонь левой руки поблёскивала от мерцания золота тяжёлого обручального кольца и массивных часов «Патек Филипп» эксклюзивной модели. По седине оставшихся на голове волос было понятно, что он не молод, но фигура у него сильная, хотя и не спортивная. И принадлежит человеку, который обычно не метелит каждый вечер хорошеньких девушек у входа в «Роялти».

И только когда он был готов этой дорогостоящей левой рукой нанести очередной незаметный тычок куда-то в область рёбер чуть ниже женской груди примерно третьего размера, я вдруг узнал обладателя золотоносной руки.

Но к этому моменту перст судьбы уже подвёл меня между поднятой рукой мужчины, который оказался мэром нашего Биаррица Юлесом Лакомбом и девушкой. Мэр был в таком недоумении от внезапно возникшей преграды, что замер с поднятой рукой и приоткрытым ртом, проглотив ранее подготовленную для девушки фразу. Вместо этого он спросил у меня:

– Ты кто такой?

Ошеломлённо и вопрошающе он рассматривал меня, словно стремительно старался понять, какое отношение ко всему происходящему имеет этот внезапно возникший тип. Он перестал походить на Мефистофеля, а скорее – на ошеломлённого Панурга 13 13 Панург – герой сатирического романа Франсуа Рабле «Гарангатюа и Пантагрюэль». По этимологии своего имени – хитрый, коварный плут и мошенник. . Особенно когда до него дошло, что этот нахальный тип ему знаком.

Он был повыше меня и поэтому через нахальную голову смотрел на девушку, словно ждал от неё разъяснений по поводу неожиданного поворота в драме. Я стоял к ней спиной, поэтому реакция девушки мне была не видна.

– В чем дело, Морэль? – спросил он, припомнив мою фамилию с таким подавленным видом, словно ему сообщили о том, что он только что хлебнул порцию стрихнина. А я быстренько старался сообразить, чем для меня обернётся собственная выходка.

Я по-прежнему не видел девушку и даже не мог предугадать женский отклик на происходящее, хотя понимал, что развитие событий зависит и от её поведения: она могла просто сбежать и тогда мне глупо пришлось бы объясняться перед мэром, какого же чёрта я влез в их беседу. Лакомб в это время уставился на свою машину, словно ждал, что кто-нибудь выйдет из неё и разъяснит ему создавшуюся ситуацию.

Я тоже взглянул на «Лэнд-Ровер» и увидел на водительском сиденье здоровый живой шкаф, который, видимо, всё это время наблюдал за всей этой сценой, а теперь поднялся со своего места и подошёл к тротуару. Шкаф, в отличие от мэра, имел вид не столь фешенебельный, но по его арабской витрине с перебитой от удара ручкой-носом я сделал вывод, что он вряд ли обучен хорошим манерам. У меня от одного его вида заныла каждая косточка. Единственно, что меня удерживало на месте: я чувствовал на своей спине взгляд женских глаз. Только это заставляло меня как приклеенному стоять с выражением сфинкса, хотя вероятность того, что меня превратят в баранью отбивную, была чрезвычайно велика.

– Вы собираетесь нажить себе проблем? – спросил Лакомб уже немного успокоившись, взяв себя в руки и скорее уже из любопытства.

– Нет, я просто изображаю из себя заградительного ежа, – ответил я, краем глаза наблюдая за человекоподобным шкафом.

– Вы мало походите на серьёзное препятствие, так что я могу посоветовать вам только быстрее отсюда убраться.

Позади меня до сих пор было молчание. Я решил избрать такую же линию поведения и потому просто смотрел в глаза мэру, изображая из себя статую с красными от напряжения ушами.

– Патрон? – это подал голос массивный араб, словно бы спрашивая у Лакомба: может мне пора действием обозначить своё присутствие здесь?

Видимо, мэр никак не мог принять решение, что же со мной делать дальше. Разыгрываемая сцена привела его в замешательство.

Эта неуверенность сыграла мне на руку. Прохожие и люди, сидевшие за столиками «Роялти», стали обращать на нас внимание. Может быть поэтому Юлес Лакомб махнул рукой шкафу, чтобы тот занял свою прежнюю позицию в автомобиле.

– Ладно, мэтр, – Лакомб демонстративно для окружающих улыбнулся и язвительно, так тихо, чтобы услышал только я, произнёс:

– Примите совет на будущее: хочешь жить в Риме – не бранись с папой.

После этого Лакомб огляделся по сторонам и с едкой ухмылкой сказал уже поверх меня:

– Дорогуша, не заставляй меня нервничать. Ты всё услышала.

Мэр сел в открытую дверь автомобиля, захлопнув её за собой. Уже сидя он ткнул указательным пальцем в мою сторону, после чего водитель многообещающе недобро посмотрел на меня, словно пытался сфотографировать, и ограничился кивком, отчего по моей коже побежали мурашки.