Когда Завадский перевёл сказанное им, немец засмеялся:
– То есть гут, корошо!
В это время со своего кресла поднялся немец в форме СС и о чем-то начал говорить с заместителем коменданта на немецком языке. Григорий тревожно вслушивался в их разговор, пытаясь что-нибудь понять. Затем лейтенант Шульц поднялся, подошёл к Макарчуку и ткнул его пальцем в живот:
– Ти, поедешь с заместителем начальника гестапо унтерштурмфюрером СС Эрихом Шотом.
Затем он поднял телефонную трубку и что-то сказал приказным тоном. Гестаповец пошёл на выход и Григорий, с замиранием сердца пошёл за ним. Выйдя на улицу, он увидел легковой автомобиль, припаркованный рядом с крыльцом. За рулем сидел солдат в форме СС. Рядом с автомобилем стоял эсэсовец в звании унтершарфюрер СС. Как потом оказалось, его звали Дитер Зейлер. Он был правой рукой Шота, выполнял все его кровавые поручения. Поравнявшись с ним, унтерштурмфюрер что-то ему сказал. Тот подбежал к автомобилю, открыл пассажирскую переднюю дверцу, где уселся гестаповец. Затем открыл заднюю дверцу и подтолкнул в салон автомобиля Макарчука, а когда тот сел на заднем сиденье, уселся рядом с ним. Автомобиль тронулся и поехал по улицам Гродно.
«Куда они меня везут? Что они хотят со мной сделать?» – мелькали мысли у Григория.
Автомобиль остановился рядом с трёхэтажным зданием мрачного вида. Когда они вышли из машины, Шот завёл интенданта в здание и сопроводил в комнату на первом этаже, в которой стены были свежевыкрашены в светло-голубой цвет. У стены стоял медицинский шкаф, на приоткрытых дверцах было матовое стекло. На полках вместо лекарств лежали плетки из проволоки, отточенные шомпола, иголки и щипцы для ногтей.
«Это же камера пыток! Меня, что, хотят пытать? Почему он не верит мне?» – подумал Макарчук, моментально вспотев от страха, и у него участился пульс.
Гестаповец усадил его за стол и подал бумагу:
– Пиши биографию и клятву фюреру!
Он стал писать требуемые документы. В это время зашли следователь, севший за другой стол, и переводчик. Следом унтершарфюрер Зейлер привёл арестованного в гражданской одежде. По виду, задержанный был ровесник Григория.
– Коммунист? – спросил следователь через переводчика.
– Нет! Комсомолец!
– Кто взорвал водокачку на железнодорожной станции?
– Я не знаю! А если бы знал, то вам не сказал!
Зейлер подошёл к комсомольцу, в руке его блеснул кастет. Он с размаху ударил его в грудь. Арестованный упал, а унтершарфюрер стал избивать его ногами. Патриот потерял сознание. Его облили водой из ведра и усадили на стул. Минут через пять ему начали втыкать под ногти иголки. Когда подпольщик снова потерял сознание и был приведён в чувство холодной водой, ему вогнали отточенные шомпола в суставы ног. Тот начал кричать, а Эрих Шот стоял возле интенданта и смотрел, как тот на это реагирует. Затем он взял плётку, подал её Макарчуку и произнёс на чисто русском:
– Бей его, пока не даст правдивые показания. Григорий взял плётку и начал избивать. Бил не останавливаясь, приложив все силы, и на лице его просматривалась ненависть к жертве. Вдруг он почувствовал, что ему это нравиться. Прекратил избиение, когда услышал голос гестаповца:
– Стой! Ты его уже убил!
Шот что-то сказал на немецком языке Зейлеру. Затем обратился к Макарчуку на русском:
– Унтершарфюрер тебя проводит ко мне в кабинет.
Зайдя, следом за немцем, Григорий огляделся. Кабинет был отделан со вкусом. Обставлен он был обновлённой старинной мебелью. Окна на половину прикрывали тяжёлые гобеленовые шторы.
«Когда он успел так обжиться? Такое впечатление, что он находится здесь давно», – мелькнула у него мысль.
…Это потом он узнает, что его новый хозяин унтерштурмфюрер СС Эрих Шот был садистом с романтической натурой. Он въехал в дом, построенный известным в Гродно врачом Беклемишевым, осужденным судом за антисоветскую деятельность перед самой войной и сосланного в Казахстан. У входа в своё жилище эсэсовец держал огромного бульдога, натасканного хватать каждого, кто неосторожно приблизится к дверям. В самом доме терпеливо ждал возвращение своего покровителя целый гарем «рабынь любви». Стоило девушкам услышать на улице звук мотора его авто, как они открывали окна и встречали его радостным пением…
По праздникам Шот любил для эффектности выезжать в город на извозчичьей пролётке, а зимой на красивых санях. Для этого он пользовался услугами одного из местных извозчиков. Тот зимой ездил в красной шубе местного раввина, подаренной ему самим гестаповцем после зачистки гродненского гетто…
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу