`Ohsar G. Swan - Pro человека человечеству. Том I

В четырнадцатилетнем возрасте всей семьёй переехали на ПМЖ (постоянное место жительства) в родную республику – на окраину районного центра, в город Беслан, где и поныне проживаю. Один год восьмого класса общеобразовательной средней школы №1 проучился настолько качественно, что как будто и не имел серьёзных проблем с посещаемостью прежних классов в Нальчике. Сверстников, как и прочих посторонних людей вообще, видел, по большому счёту, только в школе и на пути между ней и квартирой проживания. Разность менталитетов (моего и социального окружения), пробудила во мне невероятный интерес к освоению предметов школьного образования (особливо, точных наук), как в оправдание своего «отшельничества». По окончании восьмого класса, в 1976 году, решил продолжить обучение в строительном техникуме (СКСТ) столицы республики. Здесь мой менталитет, наконец, обнаружил множество себе подобных. Вследствие чего «улица» вновь прекратила моё «отшельничество», и понеслось-поехало – новые коммуникации, новые «подвиги» и много чего прочего.

4 мая 1979 года, по достижению 18 лет, вскоре за мелкий грабёж (б/у часов отечественного производства) московским районным судом был приговорён к трём годам заключения. Отбывать наказание пришлось в Коми АССР, в ИК-29 пос. Нижний Доманик – в исправительной колонии общего режима для содержания лиц, впервые осужденных к лишению свободы. Прибыл этапом в эту «зону» ночью и зимой. Меня сразу от всех отделили: всех, как заведено, – в карантин, а меня – в холодный карцер без окон. Замечу, что по прибытию в колонию меня отделили от всех, со мной прибывших более 20 человек, не по национальному признаку – ибо в этапе был и чеченец… По утру меня освободили и сопроводили к баракам колонии, где меня уже встречали кавказцы и славяне, чтобы предложить жить как они, «смотрящие за зоной» – которых вообще на всю зону было человек, так, 40—50… или же «как все» – «мужиками», «опущенными» и «петухами», которых было около 2,5 тысяч душ. Понятное дело, выбрал первое – благо удостоился чести предложения. Причём меня предупредили, чтобы даже и не рассчитывал освободиться досрочно, если я средь достойных. Это был веский аргумент для однозначности выбора. Но всё же от искушения уберёгся и предпочёл чем «говном по жизни» быстро освободиться, отбыть свой срок полностью, но зато без потери чести и уважения к себе.

Уже вскоре стал осознавать, что оказался не на обычной зоне, а на некотором экспериментальном полигоне КГБ СССР. За зоной, согласно «Воровскому постановлению», смотрел авторитет «Имач» из Буйнакска (Дагестан). Я же был его в том числе и «секретарём» и соседом по койке в одном отряде (бараке). Но был недолго и нечасто – ибо в зоне, всего времени, пробыл 4 месяца. Тогда как всё остальное время – в карцерах (откуда и освобождался на свободу по отбытию срока наказания), да большей частью в тюрьме внутри этой зоны, которая идентифицировалась «ПКТ» (палаты камерного типа), а по иному «БУР» (барак усиленного типа). Спецслужбы страны регулярно провоцировали в колонии массовые беспорядки и бунты, а отвечать за их организацию призваны были «пацаны» (достойные) из числа арестантов. Так вот посреди ночи, бывало, будили меня и сопровождали в карцер на 15 суток (а то и 30 кряду), а потом заключали в БУР (ПКТ) на 3 или 6 месяцев. Под конец общего срока заключения даже «стращали» по судебным продлением срока и отбыванием его уже в зоне особого режима («полосатиком») – обвинениями в лагерном терроризме и организации массовых беспорядков в местах заключения.

То есть весь срок мне пришлось бороться со своими страхами, которых нельзя никому проявить и некому о них «в жилетку поплакаться». Но в колонии было для меня и бесконечно много познавательного. В БУРе, например, меня, девственника, научили мастурбировать – по принципу «кто не дрочит – тот ебётся» (а не ебёт), и быть крайне неприхотливым и сдержанным к пище (к еде). А в редкие промежутки времени пребывания в самой колонии (по освобождению из БУРов) меня первое время удивляло, когда ранним предрассветным утром прогуливаясь по зоне, встречал «охотников» за трупами тех, кто не выдержал условий заключения и повесился. Дело в том, что осужденные в этой колонии, кроме всего прочего, и голодали – а посему часто питались трупами более слабых духом арестантов. Мясо с трупов жарили или варили в воде в металлических вёдрах на огне, разведённом между бараками – на виду у «бочкарей» (солдат ВВ ВС СССР). Сходишь так в «нужник» (уличный сортир), в котором четыре отверстия в полу для оправки в них, а в одном из тех отверстий видишь останки трупа человека, которого крысы доедают – которых и самих затем арестанты ели, если изощрялись словить. Но человек такое существо, что ко всему относительно скоро привыкает – если всерьёз нацелен выжить и сохранить психическое здоровье… которое, при утрате, уже не восстановить, как и утраченную жизнь.