Татьяна Богатырева - Мир неземных удовольствий

— Не трогали, а ломали, крушили, в общем, чистое землетрясение.

— И что, те, кто до меня приходил из ЖЭКа, не приняли никаких мер?

— Да им-то что? Они же в нашем доме не живут, их стены не развалятся. Правда, когда один жилец решил тут батареи поменять, они сразу подняли крик: перепланировка! А этой — хоть все стены переломай. Заплатила моя соседка им, я думаю, немало.

Дашка стыдливо потупила глаза. Разве может честная, принципиальная студентка спокойно слышать, что её наставники берут взятки? Пора было поворачивать разговор в другое русло.

— А что же это за соседка у Вас, Дмитрий Петрович, если не секрет? Я-то здесь ещё никого не знаю. С Вами первым познакомилась…

— Эх, милая девушка, какой там секрет! Раньше про таких, как она, говорили — акула капитализма, а теперь — новая русская. Только навряд ли Вы с ней когда-нибудь познакомитесь.

Глазки пенсионера задорно блеснули. Дашка почувствовала, что близка к цели. Оставалось всего пару раз тряхнуть ветку, и созревший плод будет у неё в руках!

— А что она настолько важная, эта мадам, что к ней не пробиться через толпу телохранителей? — Дашка плавно перешла на тон, которым разговаривают с добрыми старыми знакомыми.

Эффект последовал незамедлительно.

— Может, чайку хотите? Как Вас зовут? Ольгой? Хотите чайку, Оля?

В это время на улице громко завыла сигнализация, и щеки пенсионера покрылись пятнами румянца.

— Вот зараза какая! Каждые пять минут его драндулет воет, — прошептал Савинков злым шепотом.

Успокоился он только через пару минут. Руки перестали дрожать, лихорадочный румянец исчез.

— Может, Вы и не станете такой, как Ваши струдницы-хохотушки, — сказал Дмитрий Петрович как бы про себя, разливая чай. — Тут ко мне на днях один журналист приходил, — продолжил он. — Я ведь почему сказал, что Вы с соседкой моей уже не встретитесь. Убили её недавно. И вот, значит, журналистское расследование, или, как это у них там называется. Парень все выспрашивал, не видел ли и не слышал ли я чего. А я сказал: напишите в своей газете, как эти новые русские, что хотят, то и творят, и ни до кого им дела нет. Смотрите, говорю…

Дмитрий Петрович рассказал, как Вадим не захотел слушать его сетований, а все приставал с одними и теми же вопросами.

— Ну, зачем мне рассказывать такому нахалу, что я видел, что слышал и вообще что был неподалеку…

— От чего?.. — Дашка еле сдержалась, чтобы не вцепиться руками в стол.

— От места преступления, — впалые щеки Дмитрия Петровича снова покрыл нервный румянец.

Пенсионер уже не мог остановиться и рассказывал Дашке та-а-кое.

— У соседки есть племянничек, красавчик, как из телевизора. Он часто заходил к ней сюда, наверно, уже примерялся к её квартирке. Пару раз они орали друг на друга так, что стены тряслись. Прямо хоть из квартиры не выходи: такой мат-перемат стоял, что аж мне неудобно было. А в тот самый день пошел я (Савинков на миг замялся, но тут же продолжил) помойное ведро выносить. Вдруг вижу: из соседкиной квартиры стрелой вылетает племянник. Мне это сразу как-то странно показалось. Я решил посмотреть, что же дальше-то будет? Через несколько минут, в квартиру поднялся другой парень, этого я не знаю. Позвонил, позвал соседку, толкнул дверь и вошел. А потом вылетел оттуда, как ошпаренный. Вот, чудеса, думаю. Тут пришли рабочие, которые ремонт делали, а скоро и милиция приехала.

— Какой кошмар! — всплеснула руками Дашка. — Так Вы думаете, это племянник?

— Ничего я не думаю, пусть милиция и писаки всякие думают. Но что первым выбежал он — точно. Как всегда на нем куртка была с такими светящимися полосками. Вот так. Ну, ладно, заговорил я Вас, Оленька. Вы особо в голову-то не берите. Старики ведь чудные бывают. А поговорить иногда, знаете, как хочется, — пенсионер усмехнулся. — Кстати, передайте своим, что я ещё раз в Управу напишу, если не примут меры, — сказал он уже совершенно официально.

Дашке ничего не оставалось, кроме как обещать все передать, поблагодарить за чай и удалиться. Теперь она не сомневалась, что стоит на всякий случай забросить подальше одежду, в которой приходила к Савинкову, и забыть на время своего расследования гладкую прическу и нынешний макияж. От греха подальше.

«Исключать старичка из списка подозреваемых пока нельзя, — думала Дашка, стирая лосьоном контурный карандаш. — Во-первых, у него были причины (в его понимании, похоже, достаточные). Во-вторых, случай подвернулся просто идеальный. Многие о таком всю жизнь мечтают. Сосновскую убили молотком, который очень кстати валялся на полу. Отпечатков на нем не обнаружили, значит, убийца либо был в перчатках, либо аккуратно протер свое орудие, прежде чем положить его обратно на пол. Допустим, это был Савинков. Ведь он мог знать, что скоро к его соседке кто-то приедет. Скажем, тот же племянник. Например, Сосновская, прощаясь с Артемом накануне, сказала что-нибудь наподобие: „Завтра жду тебя во столько-то“. Дедок вполне мог это слышать, вынося мусор. И в назначенный день Савинков не спеша подготовился и сделал свое дело незадолго до времени, когда должен был прийти племянник. Расчет почти стопроцентный. Как бы человек не ругался с родной теткой, увидев её в луже крови, любой, если он не совершенно законченный подонок, бросится щупать пульс и оставит массу следов. А потом убежит, поняв, чем ему все это грозит, как сделал Илья.