Мария Спасская - Флейта гамельнского крысолова

Он неохотно приблизился, светя перед собой фонарем, и я попросила:

— Посветите на пол!

Круг света пробежал по земляному полу и замер на белых треугольниках использованных салфеток. До сих пор я видела только одного человека, складывающего салфетки в треугольники.

— Вы можете пробить адрес, если я знаю, как зовут человека и укажу его особые приметы?

— Что за человек? — насторожился Ласточкин, не понимая, к чему я клоню.

— Видите использованные салфетки? — начала я.

— И что? Точно такие эксперты забрали на исследование. Подожди. А эти как здесь оказались? Эксперты все до единой забрали, это точно.

— Я знаю, кто оставляет эти салфетки. Это Валера. Парфюмер. Он приходил вчера в «Секонд-хенд».

— Валера? Я знаю этого клоуна, как облупленного! Давно у меня на карандаше да прижать его не за что. И где он живет, я отлично помню, так что не надо ничего пробивать.

Участковый уверенно двинулся по узким земляным переходам, я припустила за ним.

— Может, подкрепление вызовем? — на всякий случай уточнила я.

— Да нет, не надо, — отмахнулся Ласточкин. — Я должен сам это дело раскрыть.

— Я тоже должна раскрыть сама, — пробормотала я.

— Что?

— Да так, ничего.

Пройдя вереницу коридоров, мы выбрались на поверхность через подвал котельной, расположенной в глухом дворе. Даже если бы нас в этот момент кто-нибудь увидел, принял бы за влюбленную парочку, не побрезговавшую уединиться в столь экзотическом месте.

— Он на первом этаже старого доходного дома живет, квартира хорошая, большая, — по пути рассказывал участковый. — Да, кстати, это тот самый дом, где «Секонд-хенд». Только подъезд с противоположной стороны расположен.

Интересно, почему после пропажи алмаза не рассматривали в качестве подозреваемых жильцов этого дома?

— Что характерно, Валера не всегда был таким. Он Кавказ прошел, сам воевать отправился, по контракту, хотя папа его отговаривал. А потом в психушку загремел. После дурдома вышел таким вот Валерой. На самом деле сменил ориентацию или заделался бисексуалом — не знаю. Но глаз с него не спускаю, ибо потенциально криминогенный элемент.

Так, за разговорами, мы перешли дорогу и свернули к дому, другой своей стороной выходящему на Покровку. Вошли в подъезд, поднялись по пяти ступенькам на площадку первого этажа и позвонили в дверь. На звонок никто не ответил, хотя за дверью слышалась возня. Ласточкин нажал на кнопку звонка еще раз и так держал, пока не побелел палец. Отпустив, он постучал в дверь, громко крикнув:

— Валера! Открывай! Это Ласточкин, участковый!

— А дядя Валера с мамой в комнате заперся и не выходит, — раздался из-за двери тонкий детский голосок. — Мы стучали и плакали, а мамы все нет и нет!

— Вот, зараза! — скривился участковый. И ласково спросил: — Тебя как зовут?

— Кирюша Руев, — прохныкали из-за двери.

— Кирюшенька, открой замочек.

— Я не могу, мы заперты на ключ, а ключ дядя Валера унес с собой в другую комнату. Мы стучим, а он не отвечает.

В квартире заплакали на разные детские голоса, и Ласточкин заметался по лестничной площадке.

— Это дети Нади Руевой! Значит, там восемь малышей!

— Надо вызывать наряд, — констатировала я. — Пусть дверь ломают.

— Какой, на хрен, наряд! Пока приедут, он с Надеждой и ее ребятишками черт знает что сотворит!

Гордо неся рыжую голову, из приоткрытой двери подвала вышел красавец кот огненной масти. Привлекая внимание, потерся о мои ноги — наверное, именно о мои потому, что я стояла на месте, а участковый Ласточкин в смятении расхаживал по лестничной площадке. Потерся — и развернулся в сторону подвала. Оглянулся, кинув на нас призывный взгляд разных глаз — правого — янтарного, в цвет его шерсти, и левого, светло-серого, такого прозрачного, что казалось и нет его вовсе, и неторопливо проследовал в подвал.

— Это Рыж-Пыж, я его знаю, — вспомнив рассказ Нины, оживилась я. — Он хочет, чтобы мы пошли за ним.

Кот явно именно этого и хотел. Он еще раз оглянулся, словно убеждаясь, что его поняли, и медленно двинулся в глубину темного подвального помещения.

— Надо идти за ним, — настойчиво повторила я.

— Чтобы надо мной все отделение смеялось? — насупился Андрей Сергеевич.

— Ласточкин, пойдемте, а? Этот кот особенный, он все тайные ходы в этом доме знает.

И участковый сдался. Он постоял перед Валериной дверью еще пару секунд, слушая надрывный детский плач, махнул рукой, включил фонарь и двинулся в подвал следом за котом. Я замыкала шествие, ориентируясь на скользящий по стенам круг света.