Сергей Протасов - Катастрофа

Секретарша внесла поднос с кофе, сахаром, сливками и конфетами и установила его на круглом столе. Лариса Николаевна замолчала и заговорщицки посмотрела на Германа, а когда секретарша вышла, продолжила, понизив голос:

– Если вы все-таки примкнете к нашей группе, то прошу вас никому не сообщать, в особенности финансовые параметры и технические характеристики: будет подписан договор о конфиденциальности. Если согласитесь, то детали обсудите с руководителем проекта, я вас потом познакомлю. Если да – подпишете договор, надеюсь, ИНН у вас есть. Теперь детали. В принципе, от вас нужны кое-какие копии решений Политбюро и узкого круга того времени, а также записки Сталина, Крыленко, Вышинского, Бухарина и других товарищей по перечню и по темам, которые вам обозначат. Разумеется, речь идет о документах эксклюзивных, никогда ранее не публиковавшихся. Копии мы делаем сами, исключительно с подлинников. Таковы правила препресса и требования полиграфического производства.

Из селектора телефона донесся голос секретарши: «Лариса Николаевна, вам звонят из бухгалтерии аппарата президента».

– Соедините, – ответила Вилкова. Она сняла трубку, и громкая связь отключилась. – Слушаю, – ее голос стал нежным. – Да, здравствуйте. Уже неделя, как отправили. Исходящий номер вам скажет секретарь, я переключу. Да, всего доброго. – Нажала кнопку и положила трубку.

– Извините, Герман. Итак, платим мы по договору сто тысяч рублей в месяц, если план выполняется; если не выполняется – оплата снижается пропорционально невыполнению вплоть до расторжения, если перевыполняется или выполнена особо ценная работа, то начисляется премия до пятисот процентов от суммы в месяц, к сожалению, больше мы платить пока не можем. Сейчас у всех тяжелые времена, вы должны нас понять, но премии у нас платятся регулярно. За это я отвечаю. Понимаю, вам надо подумать, все-таки диссертация отнимает уйму времени. Я позвоню вам по возвращении, и вы объявите свое решение. Надеюсь на утвердительный ответ, тем более вы уже сказали, что в принципе согласны. А теперь давайте пить кофе, а то у меня через пять минут следующая встреча.

Они перешли к столу для переговоров, и Лариса Николаевна изрекла:

– Круглый стол символизирует равные права и возможности участников! Угощайтесь, Герман Сергеевич! Расскажите немного о себе, пожалуйста. О чем мечтаете, чем живете? Вы женаты, у вас есть дети? Если хотите, конечно.

– Почему нет? Я женат, детей пока нет…

Потрясенный всем услышанным, Герман с трудом выжимал из себя слова. Казалось, его переехали катком для укладки асфальта. Огромные деньги, президент, молодые таланты, какие-то дурацкие менеджеры в дурацких штанишках… Он и не заметил, как, пятясь, кормой открыл дверь кабинета со словами: «Конечно, Лариса Николаевна, спасибо за доверие, всего доброго, да-да, буду ждать звоночка…»

Так рано сегодня, в час дня, дома никого не должно быть. Таня как раз эту неделю работает.

Герман открыл дверь и услышал с кухни звук включенного телевизора. Таня с красными глазами и красным носом сидела на кухне и смотрела женское кулинарное шоу.

– Что случилось, родная? Почему ты дома? Ты плакала?

Жена отвернулась к окну, и волна рыданий сотрясла ее тело.

Это совершенно невозможно каждый раз сообразить, что делать в таких случаях. Хорошо, что так случается не часто.

В голову начинают лезть самые ужасные варианты случившегося с ней несчастья, в том числе те, за которые придется мстить, убивать, потом обязательно садиться в тюрьму на двадцать лет. То, на что Герман вообще не способен, даже в состоянии аффекта.

Он обнял Таню, потом налил ей воды, снова обнял, сел рядом. Молодая женщина вытерла слезы, промокнула нос. Она постепенно успокаивалась и, наконец, смогла говорить:

– Гера, меня уволили с работы.

– Почему, Танюша? – он почувствовал облегчение: слава Богу! – никого не надо убивать. И тут же наоборот: какой ты мужчина, если боишься заступиться за жену? Облегчения все же было больше. – Расскажи.

– Какая-то коза написала заявление, что в сданной ею шубе лежали деньги. И якобы я их не отдала. Присвоила, утаила, украла. Принимала я – моя смена и моя подпись, но ни женщины этой, ни шубы не помню, хоть убей. Короче, мне предложили написать заявление по собственному, иначе могут возбудить уголовное дело, уволить по статье. А так типа контора сама решит вопрос с клиенткой.

– И ты написала?

– А ты бы не написал? А что мне делать-то? Проклятая эта работа никогда мне не нравилась, – голос Тани начинал звенеть от злобы. – Ты даже не представляешь, что такое работать с гражданами, будь они неладны, да еще по услугам, да еще за двадцать три тысячи. Уроды одни! Они же смотрят на тебя, как на грязь. Они же всегда правы, они деньги платят и рассматривают свое барахло под микроскопом. Но я же не чищу, я приемщица, а не завод, какие ко мне претензии? Не нравится – верни на переделку, но унижать не надо.