Эверт Лундстрём - Операция «Отче наш»

Я посигналил, чтобы меня поднимали.

Подъем проходил медленно, по этапам. Я опасался неприятных ощущений при всплытии, но обошлось. Тем не менее я с великим облегчением вдохнул свежий морской воздух, когда Петер освободил меня от шлема.

– Ну, как? – подошел Билл. Обнаружив, что два обуха по-прежнему заткнуты за пояс, он добавил: – Я так и думал. Не смог добраться?

– Не смог. Она лежит на левом боку. Но правый борт свободен.

– Хорошо. Тросы можно продеть?

– Думаю, что можно. Между камнями под яхтой есть просветы, как-нибудь просунем.

– Отлично. В остальном все гладко прошло?

– Как по маслу. – Отвечая, я глядел на море.

– Никаких происшествий?

– Никаких.

– У тебя вид какой-то запаренный, Морган, – заметил Билл, всматриваясь в мое лицо.

– Воздух в шланге не больно-то чистый…

Билл довольствовался этим ответом и оставил меня.

Во второй половине дня развернулась кипучая деятельность. Прибыли пять аквалангистов из Гётеборга, пришел заказанный Биллом огромный плавучий кран для спасательных работ. Все были в курсе и знали свое дело. Тросы и стропы быстро обхватили корпус яхты, и стрела мощного крана зависла над местом крушения.

Последовала команда «вира!», и «Конни» оторвалась от своего временного ложа в пучине. Метр за метром мачта вырастала из воды, поблескивая на солнце влажным алюминием.

Когда вынырнула палуба «Конни», последовала команда «стоп!». Экипаж плавучего крана запустил большой компрессор и подсоединил помпы. Два аквалангиста поместили в чрево яхты стальные цилиндры, помпы заработали, и мы на «Торде» увидели, как «Конни» медленно поднимается над волнами.

Час спустя после того, как палуба красавицы две-надцатиметровки вновь увидела дневной свет, яхта была на плаву. Я смотрел на нее с великой радостью.

– Что ж, пошли, Морган, – сказал Билл.

Мы спустились на борт «Конни» и бегло осмотрели ее. Яхта почти не пострадала. Мы не нашли никаких пробоин.

– Ты что-нибудь понимаешь? – Билл покачал головой.

– Нет.

– Ни одной пробоины, черт дери! Почему же вода так сильно прибывала? – удивлялся Билл Маккэй.

Я ограничился тем, что изобразил на лице такое же удивление.

Чтобы не пришлось завершать буксировку в темноте, мы с Биллом на этом прервали осмотр. Он вернулся на «Торд», я остался на «Конни». На этот раз общество мне составил Мартин Графф. Чиннмарк все еще отлеживался на борту «Торда».

Попрощавшись со спасателями, мы тронулись в путь. «Торд» исправно выполнял роль тягловой лошади, и «Конни» плавно скользила по воде. Море – многоликая стихия – вело себя смирнехонько, совсем не так, как сутками раньше.

Во время буксировки я попытался спокойно и методично рассудить, что же все-таки произошло. Одно было ясно. Стоя на дне, я сгоряча неверно определил главную цель диверсии. Не я, а «Конни» была первейшей мишенью злоумышленника. Все было подстроено в расчете на то, что яхта пойдет ко дну далеко от берега, где поднять ее будет невозможно. Это стало бы серьезнейшим ударом по операции «Отче Наш». Заключительные тренировки пришлось бы проводить без «механического зайца». Без «Конни».

Но почему использовали именно мой нож? А не любой другой металлический предмет? Я усмехнулся. Нетрудно догадаться… Не оправдайся расчеты наших врагов, которым нужно было, чтобы «Конни» затонула на большой глубине, тогда сыграло бы свою роль обнаружение моего ножа. Промашка в главном позволяла достичь хотя бы второстепенной цели. Рано или поздно в сливе найдут приметный нож, и вина падет на меня. Я окажусь козлом отпущения.

Подошел Мартин, сел рядом со мной.

– Отличный денек, Морган… – произнес он, вдыхая осенний воздух.

– Что верно, то верно.

– Больно вид у тебя задумчивый. Случилось что-нибудь? – Он внимательно посмотрел на меня.

– Да нет, ничего.

– Ты на кого-то злишься. – Он весело улыбнулся.

– Устал малость. Погружение отняло больше сил, чем я ожидал.

Мартин кивнул и оставил меня в покое. Я продолжал размышлять о диверсии.

Следующий вопрос: кто? Кто ее подстроил? Кто засунул мой нож в сливную трубу гальюна?

Кто-то из моих товарищей по экипажу. Вроде бы больше некому…

Я постарался вспомнить, что происходило на «Конни», когда мы стояли у пристани в Марстранде. Память беспорядочно воспроизводила отдельные смутные картинки, словно размытые завесой тогдашнего ливня. Последние полчаса перед отплытием на «Конни» непрерывно толокся народ. Несколько человек укрылись в каюте от дождя. Другие спускались на борт просто для того, чтобы попрощаться со мной и Чиннмарком. Выходило, что на яхте побывали чуть ли не все члены обоих экипажей.