— Зря ты, красавица, масть меняла. Куда б ты делась… Дура, жизнь загубила…
Призвав к сдержанности таксиста и закончив, документальное оформление очной ставки, Корнеев остался наедине с Остапенко.
Обреченно свесив голову и упрятав лицо в ладони, она тряслась от рыданий, но и пяти минут не прошло, как взяла себя в руки и засыпала подробными показаниями майора, не забыв попутно поинтересоваться, дают ли женщинам исключительную меру и как бы вообще получить поменьше.
Пока майор допрашивал Остапенко, опергруппы выехали по адресам убийц, охотно названным подследственной.
— Ну, зачем вам вызывать пенсионера?.. Я сама расскажу, добровольно. Помню старичка. С бабкой своей копался у памятника… Нет, ну я прошу вас, запишите явку с повинной! Что хотите, сделает. Помогите, чтоб поменьше дали, — клянчила Остапенко.
— Меру вашей вины определит суд.
— Суд… суд… заладили одно и то же! Ту, что на кладбище, уже не вернуть. А я молодая, красивая! Я же жить хочу!.. Что у нее за жизнь была? Только и знала, что лопатой деньги гребла, да в кубышку складывала. Вон, три сотни с собой таскала… А я себе обновку купить не могу. Ведь цены, цены какие?.. Тысяча за простенькое платьице! Костюм кожаный — пять! Трусы — и те четвертной…
— Вы юбку оставьте в покое. А то я, знаете, смущаюсь, — остановил ее Корнеев.
Остапенко приутихла было, но лотом снова завелась:
— А где деньги брать? Кругом только и шуму — проститутки!.. доходы!.. валюта!.. Может, в Москве или где еще, а у нас не разгонишься. Разве что Грузинов на рынке за двадцатку ублажать. Торгашей проклятых…
— Я не об этом вас спрашиваю, гражданка Остапенко!
— Живут в бараке — Доме колхозника, неделями не моются. Козлом от них разит… А может, под базарных блатных ложиться но трешке за сеанс? Или за укольчик?.. Я-то в больнице работаю. Знаю, как легко на иглу садятся…
— Больно уж мрачно это все у вас выходит.
— А вы пишите, пишите. Пусть так на суде и прочтут. Может, поймут, что не от хорошей жизни все это. Вот и Вася мой попался. Таскала ему таблетки, сколько могла… Только это не пишите…
— Глупо бояться ответственности за мелкое воровство, привлекаясь по двум убийствам.
— Фрол говорил, что наркотики — гиблая статья, звонковая. Как ни крутись, досрочно не освободишься.
— Не переживайте. Не тот случай, ведь вы сами не потребляли. От чего лечиться?.. Разве что от воровства… А что это за наставник у вас такой? Грамотный!
— Фролов Слава, Васин знакомый. Он его и на иглу посадил. До армии Вася чистенький был. Афган его искорежил, вернулся — не узнать. Такие страсти рассказывал.
— Например?
— Как братскую помощь оказывали… Зашел, говорит, в дом, все ценное выгреб, стариков в угол, дочку изнасиловал на их глазах, гранату в окно — и к ихнему аллаху в гости.
— Ну, может, это эпизод из личного военного опыта вашего Васи. Садистов и циников достаточно в любом обществе.
— Я тоже думаю, он заливает. Но неужели же те, кто наших парней «озверил» среди камней Афганистана, думали, что они, почуявшие запах крови, забудут его?.. Как и запах конопли. Помню, в Гурьеве стояли страшные морозы — собаку на улицу не выгонишь, а Вася кинулся в Актюбинск, коноплю обдирать. Прошел слух, что там есть нетронутое поле почти в центре города.
— Значит, законченный наркоман?
— Потому и зависел от Фрола — у того всегда водилось, было чем раскумариться. Захоти Слава — он бы и меня ему отдал. Но тому это дело до лампочки — была бы игла.
— Но не бесплатно же Фролов снабжал наркотиком?
— Вот и пошли на кладбище. Но убивать никого не хотели.
— Подробнее. Какое было оружие?
— Да какое оружие! У Васи нож. Большой. А Геня взял палки. Эти… с веревкой.
— Нунчаки?
— Да.
— Не собирались убивать?
— Не знаю. У них спросите.
— Зачем же вас взяли?
— Ну, мало ли… Может, отвлечь какого-нибудь мужика.
— Завлечь, так точнее.
— О чем говорить, сами все понимаете. А нож и палки — пугнуть, чтоб не сопротивлялся… А тут эта старуха ползет, серьги качаются. Работа ручная. Издали видно — тяжелые. А когда еще и улыбнулась, Геня зашел со спины — и хвать по голове палкой… Я ни о чем таком и не думала… Она упала, а они ей челюсти разжимать. Хотели взять зубы, а как?.. Я отвернулась, плохо стало. А когда снова глянула — старуха лежит головой в кусты… Ничего не видно. Кровищи, конечно… Но почему-то не страшно. Вася уже сумку в руках держит… Старухину. А на улице я сразу от них откололась — и в троллейбус… А вечером обо всем узнала. Они мне позвонили — прийти побоялись. Встретились. Зашли к Фролу за «травкой».
Читать дальше