Владимир Безымянный: Убийца ищет убийцу

Оконная рама, вырванная взрывом из окна восемнадцатого этажа высотки на площади Восстания, устремилась вниз, обгоняя по дороге кучу мелких стеклянных осколков, которые дождем посыпались из окон трех этажей выше восемнадцатого и пяти — ниже. Рама набрала скорость, траектория ее полета превратилась в отвесную прямую. Со свистом рассекая воздух, она врезалась в крышу стоящей на площадке перед высоткой «ауди», пробила ее и застряла в машине, возвышаясь над ней, словно монумент, символизирующий разгул терроризма в нынешней столице России.

Грохот взрыва опередил звук от удара, и все, кто находился в этот момент на площади перед бывшим кинотеатром «Баррикады» и даже еще дальше от высотки — у входа в московский зоопарк и на самой территории зоопарка, той, что расположена ближе к Красной Пресне, — вздрогнули первый раз.

Посетители и обитатели зоопарка не слышали уже, как грохнула через несколько секунд оконная рама по крыше машины, и как машина отозвалась неистовым воем сигнализации. Зоопарк взорвался криками всех его диких аборигенов, поднявших такой гвалт, что старичку-пенсионеру, единственному обитателю трехкомнатной квартиры, расположенной примерно в километре от зоопарка, в глубине квартала, образованного улицами, сегодняшних названий которых пенсионер не помнил, но зато твердо знал их прежние, родные ему названия — улица Большевистская, улица Заморенова и переулок Павлика Морозова, сразу вспомнился двадцать шестой съезд коммунистической партии Советского Союза и бурные продолжительные аплодисменты и овации, которыми зал стоя приветствовал докладчика, имя и фамилию которого пенсионер прочно забыл, о чем доклад — тоже, помнил только, что длился он часов шесть с тремя перерывами, во время которых выстраивалась огромная очередь у сортира… Старичок с интересом выглянул в открытое настежь окно, но, увидев только вереницу иномарок, сворачивающих с Большевистской в Предтеченский переулок, плюнул вниз со своего второго этажа и с ожесточением уставился на экран телевизора…

Те, кто оказался ближе к высотке, вздрогнули второй раз от рева взбесившейся сигнализации в разбитой «ауди» и сработавшим вслед за ней звонком сигнализации расположенного на первом этаже высотки «Продовольственного», включившейся неизвестно от чего, несмотря на то, что магазин был еще открыт, и его залах было полно вечерних покупателей… В магазине вылетело два витринных стекла, женщины завизжали, мат мужчин иногда, на мгновение, перекрывал электрически бесстрастный звон сигнализации…

И только те из покупателей, кто находился в «молочном» зале продовольственного, выходящем окнами к зоопарку, а также — в двух смежных с ним, вздрогнули третий раз, когда перекрывая звон сигнализации, ругань продавщиц, визг перепуганных женщин, крики мужчин и отдаленный рев встревоженных обитателей зоопарка, разнесся крик, мало похожий на человеческий, если бы не четко слышимое женское имя, выкрикнутое этим голосом.

— На-а-дя-а! — закричал Иван, едва услышал грохот где-то на улице.

Уж ему ли не узнать звук взрыва примерно стограммового заряда аммонала, обычной начинки радиоуправляемой зажигательной мины ДРУЗ-5, которую он сам не раз применял, когда нужно было ликвидировать не особенно внимательных и не особенно разбирающихся в типах современных взрывчатых средств людей…

Иван сразу же почувствовал, что случилась беда. И беда эта прямо связана с его Надей, которую он всего неделю назад нашел, уже совершенно отчаявшись ее когда-либо увидеть…

Тогда у него не было такого тревожного чувства. Ощущение опасности было, боль от чувства одиночества была так же, как и острейшее беспокойство за судьбу Нади. Но такого, мгновенно накатившего на него чувства потери — не было. Он даже и представить себе не мог, что существует такое острое чувство безысходности…

С таким же, примерно, ощущением провожают взглядом камень, летящий в колодец… Только прибавьте еще жгучее чувство сиротства…

Разбросав нескольких мужчин, застрявших на его пути, Иван бросился к выходу…

— На каком этаже взрыв? — закричал он, увидев мужчину, вбегающего в магазин с улицы и опасливо поглядывавшего наверх.

— А черт его… — запнулся мужчина, испугавшийся перекошенного тревогой лица Ивана. — Высоко где-то грохнуло… Примерно — пятнадцатый-шестнадцатый или даже еще повыше…