Виктор Дан - Когда плачет скрипка. Часть 1

– Добрый день, Марина Ивановна! Ради такой встречи я отложил бы даже собственные похороны! Буду обязательно!

«Что ей нужно? Очередной ход Сумченко?» – вертелось в голове у Михаила почти все время до встречи.

Она его уже ждала, когда он появился на углу за несколько минут до семи. Марина была одета в великолепное длинное серо-голубое платье, отделанное черным шитьем, черную ажурную шляпку и черные кружевные перчатки до локтей. Маленькая черная сумка и черные туфли, на широком каблуке, дополняли ансамбль в «ретровом» стиле. У проходивших мимо мужчин отваливались челюсти.

Она протянула руку, и Михаил чисто рефлекторно принял правила игры, заданные ее нарядом, наклонился и поднес руку к губам.

– Боже, какое великолепие! Вы хотя бы намекнули, чтобы я надел фрак, которого у меня нет. Рядом с вами я не пройду даже за вашего шофера в этих джинсах, без ливреи и фуражки с кокардой, на которой фамильный герб.

– Это не важно в данном случае. Я вас побеспокоила, чтобы извиниться за доставленные неприятности. И чтобы загладить окончательно свою вину, приглашаю на ужин в ресторан. Он за углом. Столик и ужин уже заказаны и оплачены.

– Ужин с потрясающе красивой женщиной, да еще за ее счет – это же «альфонсизм» самого скверного пошиба.

– Я вас пригласила, и я буду платить!

– Нет, это мне не подходит. В городе я недавно и еще не избавился от деревенской застенчивости: если знаю, что за меня платят, то сразу пропадает аппетит. А я здорово проголодался… Потом, у меня совсем нет опыта… За меня ни разу не платила женщина, исключая маму и бабушку. Но то было так давно, что я почти забыл. Давайте примем такое распределение обязанностей: Вы заказали ужин, а я за него заплачу.

– Зачем эти условности! Мы ведь на равных!

– Когда речь идет о мужчине и женщине, то равенство исключено.

– Вы закоренелый противник эмансипации?

– Я ведь предупредил, что деревенщина! Может, через минуту буду очень жалеть, но я настаиваю на своих условиях. Вы согласны?!

– Что же остается несчастной, одинокой женщине.

– Спасибо! – «Чуть не сказала: бедной женщине!» – внутренне улыбнулся Михаил.

Им предоставили столик на двоих в уютной нише, достаточно далеко от оркестра, чтобы разговаривать без напряжения и с хорошим обзором оркестровой сцены и всего зала. Когда Михаил увидел сервировку стола, то сначала оторопел. Вдруг не хватит денег расплатиться. Но потом мысленно прокалькулировал и успокоился. Брешь в бюджете будет существенной, но не смертельной.

Он настроился на приятную беседу с красивой женщиной. Полуторамесячное воздержание придало его реакции особую остроту. Так голодному возвращается тонкое обоняние. Марина была женщиной того же типа, что и его жена. Но Марина отличалась от Анастасии тем, чем отличается выдержанное вино от молодого.

Да, она втравила его в неприятную историю и сейчас хотела «выпить мировую», как это сделал бы мужчина с мужчиной. Так сначала подумал Михаил. Однако разговор за столом принял другое направление. Разговор, скорее исповедь Марины, проходил неторопливо, не мешая собственно ужину.

Михаил, тот вообще первое время только одобрительно кивал, показывая, что слушает, а не только ест.

– Четыре года назад я проявила слабость и совершила поступок, который сильно повлиял на мою жизнь… Я поддалась уговорам матери Ларисы и не стала делать вскрытие. Как вы знаете, в заключении я написала, что для вскрытия не было оснований. На самом деле они были. Конечно, сыграло роль еще то, что все твердили об убийстве как случайном акте группы хулиганов. Сделать достоянием широкой публики факт беременности семнадцатилетней незамужней девушки, да еще так широко известной в городе?! Для этого тоже нужна твердость духа, которой у меня, недавней выпускницы мединститута, не было. Сейчас, когда нет ни матери, ни дочери, я должна сказать, что скрыла беременность не без корысти. Ее мать подарила мне перстень с маленьким бриллиантом. Вот он, – она достала из сумки изящную коробочку.

В коробочке было кольцо тонкой работы с небольшим бриллиантом чистейшей воды.

– Вы знаете, сколько оно может стоить?

– Да. Я показывала его ювелирам, и мне предлагали за него больше четырех тысяч. Представляете, как это воспринималось рядовым хирургом с окладом сто пятьдесят в месяц! Да плюс еще моральное оправдание, что спасаю девушку от позора. Я никогда его не одевала! Теперь даже не могу держать в доме. Оно исковеркало мою жизнь и неизвестно, сколько бед принесет еще, если оставлю у себя. Возьмите его и передайте Манюне. Передайте также мои извинения, что не решилась отдать это кольцо сразу.