Виктор Дан: Легенда о Макаре

– Как вы жили во время войны?

– Да также как и до войны. В смысле, немец оставил колхоз. По приказу рейхминистра Розенберга только изменили название на немецкое Gemeindewirtschaften – общественное хозяйство или еще переводят – общинный двор. Я на фронте немного немецкий выучил. До ранения почти год в полковой разведке служил. Гитлер оценил изобретение Сталина. Всем коллективом трудимся, потом урожай свозим в общий амбар. У двери амбара милиционер или солдат из НКВД. И делай с этим урожаем, что хочешь, а украл что на поле, так десять лет лагеря. При немцах расстрел или виселица.

– Так что Вы слыхали о братьях Писаренко?

– Хутор создавал их отец. Потом из-за пожара потерял урожай и разорился. Землю у него забрали за долги. Сыны воевали в империалистическую войну, а потом в гражданскую за красных. В 21-м году вернули свою землю и создали крепкое хозяйство. В 30-м их раскулачили. Вам бы поговорить с Семеном Васильевичем Савчуком, если он жив.

– Кто это?

– Его отец Василий Яковлевич тут создал коммуну в 28-м году, а в 30-м занимался раскулачиванием. Перед войной был председателем сельсовета. Его сын и есть Семен Васильевич. Он работал на металлургическом заводе сталеваром, а тут скрывался во время оккупации у тестя. Невесту перед войной у нас себе сосватал. Она на год старше меня, а он уже в летах был, хорошо за тридцать. Помню, при немцах конюшня вроде клуба была. Мужики по очереди дежурят при скотине: лошади, быки, коровы. А кто свободен, часто на огонек заглядывал.

– А скот откуда?

– Не всё угнали на восток. Много скота в панике бросали. Или больные животные отставали от стада. А мы их собирали и лечили. Чем-то жить нужно было.

Из летней кухни вышла женщина за сорок с подносом. Она поставила на стол тарелку с пирожками, чайник и чашки.

Хозяин представил ее:

– Моя невестка Мария. Летом они живут здесь. Сын приезжает на выходные.

Михаил привстал и назвал себя.

– Прошу! Чем богаты…

Михаил взял протянутую ему чашку чая и пирог. По фиолетовым разводам на разломах он догадался, что пироги со сливами – его любимые.

В возникшей паузе нахлынули на Якова воспоминания.

Яков как раз дежурил. Засыпал корм, сменил постилку на ночь. Морозы стояли крепкие той зимой. Старший конюх приказал стелить потолще из-за холодов, так что немного запарился, пока все сделал.

Потушил керосиновый фонарь «летучая мышь» и присоединился к мужикам. За перегородкой, отделявшей помещение конюхов от конюшни, стоял длинный стол и лавки из некрашеного дерева. За десятилетие дерево столешницы и лавки были отполированы штанами и руками колхозников.

На столе еще один фонарь. Мужики в верхней одежде, но без шапок, забивают «козла» и вполголоса разговаривают, чтобы не беспокоить скот. Привычный острый запах конюшни здесь почти не ощущается.

Вошел Семен и тихо поздоровался.

– Принес газету? Почитай! – обратились к нему мужики.

– Староста газету не разрешил выносить из конторы. Могу и так рассказать.

– Ну, как там, Москва стоит?

– Стоит. Газета пишет, что немцы выравнивают фронт и готовятся к зиме. Помешал «генерал мороз» и большевики бросили последние резервы из Сибири…

– Значит до лета, пока болота не подсохнут, Москвы им не видать

– Думаю, что теперь им Москвы не видать до конца их дней. Выравнивание фронта означает, что сибиряки им дали перцу….

Мужики сдержанно засмеялись. Показалось, что от улыбок посветлело в помещении.

– Чего скалитесь бездельники?! – раздался вдруг голос от входной двери.

Это был староста Серафим Балабух. Все притихли.

– Да вот, обсуждаем последние новости, – ответил за всех Семен.

– Радуетесь, что немец Москву не взял. Не долго осталось радоваться.

– Не видать им Москвы, как своих ушей! – не удержался Семен.

– Ну, ну! Не разводи пропаганду. Папаша твой большевик где-то прячется, но не долго осталось. А Москву возьмут. Германская машина еще себя покажет. Будет как с Минском и Киевом. Вышвырнем всех коммунистов за Урал, пусть сами поживут в Сибири, куда они всех работящих мужиков упекли. А с тобой, Семен, разберемся!

– Неужели непонятно, что, рано или поздно Гитлер проиграет войну, а предателей на телеграфных столбах будут вешать.

Староста побагровел.

– Раньше отца твоего, да и тебя в придачу повесим.

Мужики загалдели, перебивая друг друга.

– Чего ты к нему привязался?

– Газета то ваша, оккупационная об этом пишет…

– Сын за отца не отвечает.

– У коммунистов отвечает, да еще как! – свирепел староста.