Виктор Дан - Попутный катафалк

– Да ширяй быстрее, а то этот бугай сейчас вырвется, – услышал Борис голос Витька.

В онемевшую руку, зажатую крышкой гроба, выше кисти вонзилась игла. Борис пытался повернуть руку, чтобы помешать завершить укол. Он рисковал сломать иглу, но об этом не думал. Что-то горячее ударило в предплечье и потекло выше. Он почувствовал, что его тело разбухает и становится невесомым. Потом он отключился.

Тяжелые литые ворота в заборе вокруг крематория были открыты. Катафалк въехал во двор и развернулся под навесом задней дверью к приемному порталу здания. Витек вышел, открыл заднюю дверь катафалка и нажал большую черную кнопку на стене. Половинки дверей крематория широко раздались в стороны. Открылся вход в обширный зал для прощальных церемоний.

Стены до половины высоты облицованы темным мрамором. В витражах из цветного стекла просвечивались силуэты темных елей. В зале царил полумрак. Гулкое эхо шагов, казалось, заполнило помещение доверху. Это к катафалку спешили служащие крематория. Их было двое. Поверх темных костюмов на них были надеты замызганные ватные фуфайки. Они катили тележку.

Троица выстроились на входе. Вист уже напялил дубленку Бориса. Температура в зале ненамного превышала уличную. Все стояли нахохлившись, словно вороны в мороз.

Служащие не без усилий стащили гроб на тележку и покатили в центр зала.

– У кого документы, тот идет со мной.

Гена повернулся к Висту и шепнул:

– Без меня никуда ни шагу! И аккуратней с дубленкой, она моя…, – потом ответил служащим. – Документы у меня.

Гена и один из служащих вошли в соседнюю комнату за узкой темной дверью. Это было служебное помещение с тремя письменными столами. Служащий, не снимая фуфайки, сел за ближайший стол и протянул руку за документами.

Гена сначала извлек из внутреннего кармана куртки и поставил на стол пол-литровую бутылку пятизвездочного коньяка, потом из бокового документы.

– За упокой души нашего покойника.

– Причина смерти – передозировка наркотиков. Понятно, – служащий отложил документы. – Сейчас выдам вам справку. Урну с прахом получите по этому номеру….

– Когда?

– Где-то через месяц.

– Послушай, друг! Нам нужно спалить его прямо сейчас. Сколько надо, мы подождем….

– Это невозможно технически.

– Слушай, это личная просьба Гопы. Надеюсь, слыхал про такого?

– Слыхал и очень уважаю, но не могу.

– Этот пацан очень дорог для Гопы, он ждет урну с прахом.

– Пойми, ты. Нам электричество для печей подают по графику и только ночью. Причем, диспетчер подстанции включает дистанционно. У нас лимит семь покойников в сутки. Сегодня ваш уже тринадцатый….

– А как же остальные?

– Ждут своей очереди. Потом, день на день не приходится…

– Наш пойдет вне очереди.

– Само собой!

– Когда включат сегодня?

– Не раньше десяти вечера.

– Вот засада, что же делать? Гопа ждет урну.

– Дам тебе урну с пеплом хоть сейчас. Он что, устроит экспертизу?

– Давай, только сожги его первым, сразу как включат….

– Без вопросов! Для Гопы сделаем. Подожди немного, – служащий открыл шкаф и достал урну, потом вложил урну в темный полиэтиленовый пакет с названием похоронной фирмы. – Сейчас выпишу ярлык.

Он взял бланк в одну восьмую листа и заполнил необходимые данные, заглядывая в заключение о смерти.

Они вернулись в зал церемоний. Витек и Вист стояли в углу, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу.

Служащий подозвал напарника. Они сняли крышку гроба и прислонили к стене. Из-за ширмы в торце зала вышел дородный мужчина с лицом цвета меди, одетый в костюм– тройку, белоснежную рубашку и при галстуке «бабочка». Его черные волосы были тщательно расчесаны на пробор.

– Начинаем церемонию прощания с усопшим, – произнес меднолицый.

Он говорил глухим, загробным голосом, с усилием ворочая языком. При этом он широко раскрывал большой рот. Крупные зубы, словно тридцать три богатыря, блистали золотыми панцирями коронок за толстыми губами.

Присутствующие встали в ряд в двух-трех метрах от гроба. Тело Бориса до подбородка было прикрыто покрывалом. Лицо светилось в полумраке восковой бледностью. Глаза были закрыты неплотно, словно в насмешливом прищуре.

Меднолицый принялся читать прощальную речь притворно-скорбным голосом:

«Жизнь и смерть! Нет понятий более противоположных и более тесно связанных друг с другом…».

К Борису постепенно возвращалось сознание. Сквозь слегка приоткрытые глаза он видел беловато-серый потолок. Он опять почувствовал свое огромное тело, которое словно парило под потолком. Он слышал слова, колокольным звоном отдающиеся в его ушах, но еще не понимал их смысла. Его веки дрогнули. Оратор заметил что-то необычное в лице покойника и, не прекращая речи, приблизился к гробу.