Александра Маринина - Чувство льда

– Ну что ты, – успокаивал Антона Баринов, – ты и так мне здорово помог. Столько информации выдал! Без тебя я бы ее год собирал, да еще неизвестно, собрал бы или нет. Но шеф ваш – та еще фигура, я тебе доложу. Это ж надо было такое придумать с изнасилованием! Уму непостижимо! Ладно бы еще с врагом своим он так разобрался – ну, это я бы понял, но с любимым братом… Вообще запредельно. Вот ты можешь мне объяснить, зачем он это сделал?

– Нет, – покачал головой Антон. – Не знаю. У тебя мобильник звонит.

– Да слышу, – с досадой откликнулся оперативник, судорожно пережевывая изрядный кусок пиццы, чтобы побыстрее проглотить его. – Блин, пожрать не дадут.

– А ты не отвечай, – ехидно посоветовал Антон.

Баринов взглянул на дисплей и мотнул головой.

– Не, нельзя, это следак, надо ответить. – Он нажал кнопку и прорычал: – Але, у аппарата.

– Дай-ка мне телефончик Синько, хочу папашу на допрос вызвать, – потребовал Виктор Евгеньевич.

– Синько? Сейчас, секунду, бумажку найду.

Антон насторожился. Синько, Синько… Только сегодня он видел эту фамилию. Где же? Ах да, конечно, это работник фирмы «Азалия», который 5 марта сопровождал доставку цветочных горшков, а через день, 7 марта, приезжал, чтобы забрать брак. Синько Николай Иванович.

Олег положил трубку на стол и обеими руками выгребал из всех карманов какие-то бумажки, визитные карточки и кассовые чеки.

– Кто такой Синько? – шепотом спросил Антон.

– Отец Веры Синько, той девушки, которая по уши втюрилась в Андрея и пыталась от неразделенной любви с собой покончить. Черт, куда ж я телефон-то задевал?

– А зовут его как? Николай Иванович?

– Да хрен его знает, как его зовут. А, вот, нашел.

Олег потянулся к трубке, но Антон перехватил его руку.

– Ты можешь узнать имя и отчество? Спроси у следователя.

– Зачем?

– Надо, Олег, очень надо. 7 марта в издательстве был некий Синько, и как раз в то время, когда пушку увели.

– Понял, – быстро сказал Баринов и схватил телефон. – А кстати, Витя, не знаешь, как его зовут, этого Синько? Николай Иванович? Ты знаешь чего, ты ему не звони пока, я сам его к тебе привезу, так надежней будет. Ну, есть у меня кое-какие задумки.

Залпом допив остывший, сомнительного вида кофе, Олег умчался, а Антон вернулся в издательство и сразу зашел к Нане.

– Ты оказалась права, – констатировал он, рассказав о встрече с оперативником. – И как ты учуяла, что надо прорабатывать списки посетителей? Ведь это занятие казалось совершенно безнадежным. У тебя интуиция, что ли?

– У меня характер фигуристки, – рассмеялась Нана. – Программу надо докатывать до конца, даже если все в ней безнадежно провалено и ни один элемент не получился. Даже если ты понимаешь, что при двадцати четырех участниках ты займешь двадцать пятое место, все равно надо кататься до конца.

Николай Иванович Синько, майор в отставке, был человеком простым и прямолинейным. Если есть цель – ее надо добиваться, если есть помеха – ее надо убрать. В Афганистане он служил еще в самом начале афганской кампании, и жена вместе с ним там была, медсестрой в госпитале. Спали с оружием под подушкой, а однажды Николай Иванович увидел, как жена моет полы в доме: штаны до колен закатаны, в руках тряпка, а через спину автомат перекинут.

Дочка, зачатая посреди боли, крови, смертей и постоянного страха, казалась ему чудом из чудес, олицетворением самой жизни. Он трясся над ней, дышать на Верочку боялся, исполнял любой каприз, любое малейшее желание. Он был готов убить любого, кто не то что обидит – косо посмотрит на его сокровище.

Когда с Верочкой впервые случилось несчастье, Николай Иванович искренне не мог понять, как же так, ну как же можно не полюбить его замечательную девочку, такую красавицу и умницу. Наверное, это какое-то недоразумение, недопонимание. Она не так объяснила Андрею Филановскому или неправильно поняла его ответ. Совершенно естественным для отца Веры было устранить невнятность ситуации и поговорить с Андреем. Просто и прямолинейно.

То, что сказал ему Андрей, Николай Иванович понял точно так же прямолинейно. У него есть женщина, и, как порядочный человек, он не может ей изменять. Похвально, достойно уважения. Вот если бы ее не было, тогда другое дело, тогда, конечно, он бы смог полюбить Веру.

И так же прямолинейно рассудил он и в тот раз, когда был дома у Филановского в декабре, чтобы рассказать о Наташе Белоголовцевой и извиниться за оскорбления, которыми он, как теперь выяснилось – несправедливо, осыпал Андрея, когда Верочка узнала про историю с изнасилованием и во второй раз попыталась покончить с собой. Андрей был один, и Николай Иванович решил, что той женщины, которой он не хотел изменять когда-то, в его жизни больше нет. Бывшему военному, честному служаке, всю жизнь прожившему с одной женщиной, ему и в голову не приходило, что после «той» у Андрея было еще несколько подруг, менявшихся каждые четыре-пять месяцев. Николай Иванович приободрился и сделал вывод, что коль Филановский теперь один, то у Верочки есть шанс. Он готов был валяться в ногах, умолять и унижаться, лишь бы его девочка перестала болеть, вышла из депрессии и стала наконец счастливой, а счастливой она могла быть только рядом с Андреем, без него ей жить не хотелось. Две попытки самоубийства уже были, и Николай Иванович страшно боялся, что следующая может оказаться доведенной до конца.