Татьяна Устинова - От первого до последнего слова

Она молчала, слезы лились из глаз, кожа вместе с волосами ехала куда-то вверх, и она была уверена, что он вот-вот снимет с нее шкуру, как с убитого зверя.

– Домой она пошла! – фыркнул Евгений Иванович и ботинком – он всегда носил остроносые щегольские ботинки, которые тоже были ее врагами, – ударил ее по ноге. Нога подогнулась и, кажется, сломалась. – Домо-ой! Ты еще из подъезда не выйдешь, ласковая моя, а твоего батьку уже в «черный воронок» загребут! А батька у тебя человечек хиленький, слабенький, ублюдок, одним словом! Хочешь, чтоб батька прямо завтра помер? А? Хочешь? Тебе ведь и похоронить его не на что будет, да, сладенькая? Ко мне прибежишь, в ногах будешь валяться, чтоб я и его спас, и всю вашу семейку поганую! Будешь валяться? Ну, говори, сучка подзаборная!..

Странная штука. Некоторое время она не верила, что все это происходит именно с ней и наяву.

С ней, которая так хорошо, так счастливо жила! С ней, которую так любили! Если бы полгода назад кто-нибудь сказал ей, что она выйдет замуж за чужого человека и тот станет ее бить – всерьез бить! – она бы ни за что не поверила!

У нее была любовь, которая дается только один раз, и она знала, что это именно так. И знала, что они никогда не расстанутся и что это награда – непонятно за что! Награду у нее отобрали, и вместо нее началось наказание, страшное, отвратительное, только она опять не понимала – за что.

Пожаловаться она не могла. Над отцом, как дамоклов меч, висела тюрьма, и Евгений Иванович ей неустанно об этом напоминал. Уйти она тоже не могла. Она могла только сопротивляться, но от этого становилось еще хуже.

Евгений Иванович как будто входил во вкус от ее сопротивления, распалялся, становился бешеным!..

Тогда она перестала сопротивляться, но и это не помогло.

Она пыталась угождать, ухаживать, стиснув зубы и не поднимая глаз, но он все равно находил что-то недостойное в ее поведении и «наказывал» ее, чтобы она стала «хорошей девочкой».

Она плакала, замазывала синяки на ногах и исполняла все его прихоти, самые ужасные, самые отвратительные, такие, о которых она даже сейчас, спустя годы, не могла хладнокровно вспоминать. Просто не могла, и все тут. У нее как будто обморок начинался, когда она об этом вспоминала!..

И еще ей было стыдно. Ужасно стыдно перед тем, которого она любила и которого не стало, когда она вышла замуж за Евгения Ивановича. Она редко думала о нем – если бы часто, сошла бы с ума! – но когда думала, стыд начинал ее мучить.

Он и не знал, какой слабой она оказалась. Он понятия не имел, на что она способна, на какие унижения и подлости просто ради того, чтобы сохранить свою никчемную жизнь. Он и не догадывался, что она такая… лягушка, холодная и липкая от страха.

Он любил совсем другую женщину, и она не хотела, чтобы он узнал эту!..

Иногда Евгению Ивановичу нравилось, что она плачет, – и она начинала плакать. Иногда нравилось, что смеется, – и она смеялась. Иногда она должна была изображать рабыню, а иногда госпожу, и она изображала, изо всех сил изображала!.. Но он все равно ее бил.

Она мечтала его убить.

Она придумывала тысячи способов, как именно его убьет. Она просыпалась и улыбалась от счастья, когда во сне ей снилось, что она его убила!

Убить по-настоящему у нее так и не хватило духу.

Должно быть, она все-таки сошла бы с ума, если бы в один прекрасный день все не изменилось. Евгений Иванович осознал, что он гениальный писатель, а Светлана осознала, что имеет над ним некоторую власть.

Она работала в издательстве, становление которого тогда только начиналось, – Евгений Иванович не запрещал ей работать. Чермак искал авторов, а Евгений Иванович к тому времени уже отдыхал от праведных бизнесменских и чиновничьих трудов и пописывал истории. Светлана набирала их на компьютере, это была затея Евгения Ивановича, который, должно быть, представлял себя графом Львом Николаевичем Толстым, а Светлану – Софьей Андреевной.

Ей было все равно. Отказаться она не могла – он бы избил ее до полусмерти, приговаривая, что она должна быть хорошей девочкой и слушаться папочку! Она перепечатывала, и Евгений Иванович бережно складывал свои опусы в письменный стол.

Однажды он велел ей, чтобы она показала рукописи своему начальнику.

– Ему ведь все равно делать нечего, – сказал Евгений Иванович ласково, снабжая ее толстенной папкой, – сидит небось, в потолок плюет! Никакого издательства у него не получится, конечно, но пусть хоть почитает, что умные-то люди пишут!