Татьяна Устинова - От первого до последнего слова

В последние годы ей казалось, что он сошел с ума, на самом деле сошел, и его нужно поместить в клинику для буйнопомешанных!..

Последняя его шалость – разоблачительная книжка – окончательно убедила ее в этом.

Светлана встала с дивана, на котором сидела, глядя в стену, и пошла на кухню, зажигая по дороге свет.

Свет нисколько не помогал, никогда не помогал, но ей нравилось это движение, легкий щелчок и какое-то изменение в окружающем мире, наступавшее вслед за этим. Стены оказывались не темными, а светлыми, и коридор не черной дырой, а просто коридором, и пузатая ваза на полу просто вазой, а не ящиком Пандоры!..

Она дошла до кухни и стала рассматривать плиту.

Она все время что-нибудь рассматривала, то стену, то плиту. Собственно, ей было все равно, что рассматривать.

– Дура! – кричал ее муж, когда она вот так смотрела. – Знал бы, что ты такая дура, ни за что бы не стал даже пачкаться об твоего папашу! Подсунули порченую, да еще стерву! Все нервы мне измотала, всю душу вынула! Ну, чего ты смотришь?! Ну, куда ты пялишься?! Я на тебя такие деньги трачу! И на всю вашу семейку поганую! Сколько сил я угрохал, сколько средств! А она молчит, как истукан каменный!

Поначалу он ее бил.

Бил до тех пор, пока не утомлялся. Утомившись, он садился на кровать, отдувался, пил воду из высокой пивной кружки, которую Светлана ненавидела. Эта кружка была ее врагом.

– Да за что мне наказание такое? – повторял он, мирно сидя на кровати и глядя на жену, которая корчилась на полу. Он всегда бил ее одинаково – сначала кулаком в живот, так, чтобы она не могла дышать, потом в правый бок, от чего у нее как будто вылетали глаза. Они вылетали настолько явно, что, слепая от боли, Светлана начинала шарить по ковру, словно пытаясь их найти.

Рисунок на ковре она знала до последней загогулины и тоже ненавидела. Ковер был ее врагом, как и кружка, из которой муж пил после того, как заканчивал ее бить.

– За что мне такое наказание?! Думал, на старости лет хоть душой отдохну, я же ведь человек не простой! Я талантливый! Ну, говори, говори мне, сука, талантливый я?

Поначалу она сопротивлялась. Ее никто никогда не бил, она видела такое только в кино и раньше была уверена, что это глупости и выдумки сценариста.

Ну какой нормальный человек, какая нормальная женщина позволит кому-то так над собой издеваться?!

Когда он первый раз двинул ее в живот так, что она отлетела к стене и ударилась головой о край серванта, так, что в нем задребезжала и сдвинулась с мест посуда, она ничего не поняла. Держась за живот, она приподнялась на колени и стала хватать ртом воздух, соображая, что это такое с ней могло вдруг приключиться.

– Ты мне еще фарфор перебей! – закричал над ней чей-то голос. – Не на твои деньги куплено, сучка, ты смотри, во что башкой втыкаешься!

И он ногой ударил ее под дых, так что она завалилась на спину. Больно было везде, даже в ушах и в зубах. Она схватилась за живот, закрываясь от ударов, но они настигали ее.

Евгений Иванович был в таких делах большой специалист.

– До смерти забью, уродина! – приговаривал он. – Будешь знать!..

В чем она тогда провинилась, она так и не смогла вспомнить. Придя в себя, она встала с ковра – в боку невыносимо болело – и пошла собирать вещи. Евгений Иванович в это время смотрел телевизор в своем кабинете.

Не глядя, она навалила каких-то вещей в хозяйственную сумку, потом сообразила, что вещи эти ей ни к чему, и пошла к двери.

– Ласточка моя, – позвал Евгений Иванович добрым голосом. – Зайди к папочке, лапушка! Папочка по тебе соскучился!

Она обувалась, ее пошатывало, тошнило, и она держалась рукой за стену.

– Куда это ты собралась, девонька? Далеко ли?

– Домой, – выговорила она губами, которым тоже было больно.

– Домо-ой, – протянул Евгений Иванович шутливо. – Дом у тебя здесь, красавица! И нет у тебя другого дома, и хозяина другого тоже нету! Я твой хозяин.

– Ты подонок, – сказала она равнодушно.

– Кто подонок? – удивился Евгений Иванович. – Я?!

Тогда она еще не умела с ним обращаться и не знала, чего от него ждать. Он неторопливо подошел к ней, медленно размахнулся и опять ударил, и опять в живот – он никогда не бил ее по лицу, ни разу!

Светлана охнула, стала хватать ртом воздух, как рыба, и оседать на пол.

Упасть он ей не дал. Он схватил ее за волосы, рванул на себя и поднял. Его глаза, веселые и сумасшедшие, оказались прямо перед ее глазами.

– Ты маленькая дерьмовая сучка, – сладострастно простонал Евгений Иванович, – тебя нужно воспитывать! Что ж это родители тебя не воспитали?! Подсунули достойному человеку, и не воспитали! Ну, ничего, папочка тебя воспитает! Будешь хорошей, милой девочкой. Будешь? Говори, будешь?!