Татьяна Устинова - От первого до последнего слова

По всегдашней привычке после всех своих отлучек привозить ей букетик Долгов даже притормозил возле бабки на Ленинградском шоссе, у которой в ведре было пышное многоцветье, и бабка, воодушевившись, поднялась было со стульчика, на котором лузгала семечки. Поднялась и тут же плюхнулась обратно, потому что Долгов, вспомнив: букет везти некому, так врезал по газам, что за его джипом взметнулась пыль и полетели какие-то ветки. Бабка ему вслед погрозила кулаком и что-то неслышно прокричала.

Он ехал и мрачно думал: ехать некуда, а время еще только семь часов, и телефон, как назло, не звонит – никто еще не понял, что профессор вернулся из странствий и готов ринуться спасать и утешать страждущих.

…Зачем она от него ушла? Так хорошо все было!.. И он ни в чем не виноват!..

Самое главное, говорил ей Долгов на заре их совместной жизни, – это со мной не спорить. Потому что все равно я всегда прав.

Это я тебе говорю как ученый!..

Она честно старалась не спорить и утешала его, когда он требовал утешения, и ненавидела его врагов, и любила его друзей, и прощала ему слабости, и ценила его мужество. Впрочем, Долгов никогда не думал такими словами «прощала» и «ценила»!.. В какой-то момент он перестал относиться к ней как к подарку судьбы и начал относиться как к чему-то само собой разумеющемуся, постоянному, незыблемому, и ему даже в голову не приходило, что он может, к примеру, ее потерять!

Куда она денется?! Он ее любит, она его тоже любит, ну и дело с концом! Все хорошо. Вот же и букетик он покупает, говорят, что женщинам нравится, когда им привозят цветы. И – ладно! – Долгов готов их привозить, а она ушла, потому что он «невыносимый»!

Замычав, как будто у него вдруг заболели зубы, он нашарил на панели кнопку и включил Второй концерт Рахманинова, который всегда ему помогал, если жизнь шла наперекосяк.

Во всех динамиках грянул рояль, и музыка, тревожная и стремительная, как ход его машины, заполнила все пространство. Второй концерт холодил сердце, и в груди начинал кататься ледяной шарик. Он все увеличивался, нарастал вместе со звуками, занимал все больше места в груди, так что становилось трудно дышать.

Однажды Второй концерт спас ему жизнь – Долгов знал это совершенно точно.

Скорость тогда была большая, и концерт гремел во всех динамиках, и в зеркале заднего вида Долгов вдруг увидел, как прямо позади него и чуть левее начинает закручиваться воронка из машин, которые сталкивались, крутились и улетали куда-то, и воронка эта все расширялась, и Второй концерт гремел, и Долгов, вцепившись в руль, видел, как одна из подхваченных смертельным ураганом машин летит прямо в его левый борт.

У него не было секунды, чтобы принять решение – тормозить или нажимать на газ. У него не было секунды, чтобы сообразить – вперед или назад, успеет или не успеет. Но он точно знал, что от этого решения зависит его собственная жизнь или смерть. Смерть отвратительная, несвоевременная, глупая, грязная, ржавая, воняющая бензином и кровью, которая фонтаном ударит из всех разорванных в клочья артерий.

Вместо него решение принял Рахманинов.

Ну, просто так получилось.

Рояль гремел тревожно и грозно, и только один миг оставался до катастрофы, и в этот миг музыка стремительно понеслась вперед, и Долгов, следом за ней, утопил в пол педаль газа, и прямо позади него та самая машина, что нацелилась ему в борт, ударилась в отбойник, ее закрутило и понесло через несколько рядов, и вой тормозов и сирен почти утонул в музыке Рахманинова!..

Перелетев катастрофу, Долгов остановился, побежал назад и спасал тех, кого можно было спасти, и руки у него были в крови и грязи, и из его машины над дорогой, как над полем битвы, летел Второй концерт в исполнении Лондонского королевского филармонического оркестра!..

…Зачем она ушла от него! Все было так хорошо, и он на самом деле ни в чем не виноват!

…Или виноват?

Долгов старательно подумал. Выходило – нет, не виноват! На него навалилось все сразу – и смерть писателя, и доклад в Берлине, и недовольство собой, и та больная из Набережных Челнов, или откуда она там была, с ее сумасшедшим мужем! Впрочем, все это было всегда – пожалуй, кроме смерти писателя и загадочных таблеток в пузырьке с надписью «нитроглицерин»!

На него «навалилось», а Алиса ничего не поняла, приставала с расспросами и утешениями, лезла с какими-то своими проблемами, которые нужно было срочно решить, а он не мог заниматься ее проблемами!.. Он и всегда-то искренне полагал их пустяковыми, а уж нынче ему и вовсе было не до того! Ну, что ей стоило как-то… потерпеть немного, что ли!