— Я тоже живу дома, — сказал Кевин.
— Твоя мать не называет тебя «малышом».
— Только попробовала бы.
— А Сиси называла, прямо в лицо. Я сама слышала. Может быть, она переборщила ровно на один раз.
— Мне про это ничего не известно, — сказал Кевин, — но с одним я, пожалуй, соглашусь. В этой истории Пит выглядит как настоящий клептоман. Тебе не кажется, что она его покрывала? Если, конечно, знала?
— Знаешь, что мне не дает покоя? На кубке совсем нет пыли. Это единственная чистая вещь во всей комнате. Ручаюсь, что когда она умерла — когда он ее убил, — то откуда-то его вынул. Мамочка ни за что не позволила бы ему. Она хотела защитить его ну и, конечно, себя. Но знаешь, чего я никак не могу понять? Ножницы. Либби клянется, что их украла у нее Сиси, а значит, Пит. Так почему же Сиси держала их в своей сумке? Ведь на выставке она ее открывала. Ножницы мог увидеть кто угодно. Если она его выгораживала, то зачем держала их при себе? Зачем они ей понадобились? У нее были пойнтеры. Ножницы ей никак бы не пригодились.
— По словам Мики, мистер Квигли это объяснил. Как-то раз его жена просматривала буклет с разными предметами по уходу за собаками, собираясь что-то заказать, и вдруг говорит ему: «Эй, взгляни. Двести с лишним долларов за ножницы». Пит был там же, и Квигли подумал, что он решил купить матери шикарный рождественский подарок. И ей потом ничего другого не оставалось, как носить их с собой и делать вид, что это как раз то, чего ей хотелось.
— Но они совсем другие, — сказала я. — Вещи, про которые я слышала, так, ничего особенного. Ножницы были единственной дорогой вещью. По-моему, она искренне верила, что он купил их ей в подарок. Она носила их с собой, хоть и не могла найти им никакого применения. Пока его не нашел Пит.
— Судя по тому, что я слышал от Мики, обе раны очень похожи, — сказал Кевин. — Пока нам мало что известно, но, по моему разумению, и там и здесь один удар. Чистая работа.
— Не то что с Лиззи Борден. Более умело. Где, по-твоему, он раздобыл охотничий нож?
— В одном из городских магазинов, — сказал Кевин. — Да где угодно.
— Разве маляры пользуются ножами? Я так нет, когда занимаюсь покраской. Только шпатлевочным ножом, вот и все.
— Дело не в ноже, — сказал Кевин. — Нож может достать кто угодно. Дело в том, о чем ты сказала раньше.
— И в чем же?
— Ножницы можно украсть, нож можно купить, но как сработать ими так умело? Это нелегко.
За исключением двух дней в феврале, когда я не пропускаю ни секунды трансляции выставки Вестминстерского клуба собаководства, я смотрю телевизор разве что в субботу утром, когда повторяют «Сержанта Престона» — Король Юкона был маламутом — или когда поздно вечером показывают экранизацию (в любом варианте) «Зова предков». И то и другое я не могу смотреть без слез. Но всякий раз, когда выдается возможность, я не смотрю даже телевизионную трансляцию Вестминстерской выставки. Тогда я просто отправляюсь в Нью-Йорк и покупаю билет в «Мэдисон-Сквер-Гарден». Однако, в чем я заверила Кевина, я вовсе не ignoramus, воспитанный на массовой культуре, который станет шататься по месту преступления и везде оставлять отпечатки пальцев. Разве я не воспользовалась локтем, чтобы включить свет?
— Можешь одним махом взлететь на верхний этаж небоскреба, — сказал Кевин. — Что уж говорить про аптечный прилавок. Как тебе удалось попасть в аптеку? И проникнуть в заднюю комнату. Двери были открыты?
— Двери были закрыты. А за прилавок я прошла через дверцу. Не помню, как я ее открыла. Тогда я еще не знала, что он мертв.
— Холли Винтер, — проговорил Кевин, записывая в своем блокноте.
— Полагаю, мне следует подождать, пока ты спросишь мой адрес. И номер телефона. В конце концов, у тебя могло бы быть ко мне больше вопросов. Кстати, как ты догадался, где меня искать?
— Итак, номер твоего дома?
— О, ради всего святого. Красный дом на углу Эпплтон. Следующий дом по Эпплтон принадлежит одному полицейскому. Свой дом я выкрасила под цвет его околыша.
— Ты, кажется, очень спешишь?
— Да. На всякий случай напомню, что сюда меня послала твоя мать. Она сказала, что это займет у меня не больше минуты. Я еще должна отвести к ней Макса, а потом у меня уйма дел. А ты, кажется, совсем забыл про Клайда.
— Я не забыл про Клайда. Знаю, тебе это трудно понять, но, как ни странно, мир больше беспокоят убийства, чем похищения собак. По каким-то непонятным причинам существуют люди, которые считают убийство более серьезным преступлением. В толк не возьму почему.
Читать дальше