Андрей Дышев - Не путай клад с могилой

– Сходи предупреди Влада, чтобы не орали пока, – сказал я.

Анна кивнула и пошла на берег. Не знаю, что меня толкнуло в лесные дебри. Осторожно ступая по пружинистому зеленому ковру, я пошел к скрещенным, как шпаги дуэлянтов, елям, часто останавливаясь и прислушиваясь к лесному шуму. Вскоре я потерял из виду сверкающую поверхность реки и берег. Лес становился все более густым. Поросшие мхом могучие стволы теснили друг друга, за ноги цепляла «колючка» ежевики. Стараясь не шуметь, я высоко поднимал ноги и пригибался.

Вскоре я уловил запах костра, но не мог различить стелющегося над землей дымка – если он и был, его скрадывало покрывало тумана. Лес пошел под уклон вниз, в овраг, и, опасаясь быть замеченным, я стал передвигаться от ствола к стволу, прячась за каждым и осматриваясь вокруг.

Я прошел не меньше километра и, когда уперся в противоположную стену оврага, повернул обратно. Никаких следов человека! Обманывая себя мыслью, что очень похоже могут трещать ветки под ногами лосей или кабанов, я все же старался не шуметь и на всякий случай взял чуть правее. Поднявшись по более крутой стене оврага, я неожиданно вышел на маленькую полянку, точнее, проплешину в лесной ткани, поросшую кустами волчьих ягод. Посреди нее тлел маленький костерок, а рядом с ним, разбросав ноги в стороны, ничком лежал человек.

Прижимаясь щекой к стволу дерева, я успокаивал дыхание и как хамелеон вращал глазами во все стороны. Мокрая трава была примята полосой, которая тянулась от костра в дебри, в противоположную от реки сторону. Прошло минут пять, прежде чем я решился подойти к костру.

Человек был мертв. Две пули, вошедшие ему в затылок, превратили лобные кости в крошку. Черная кожаная куртка на спине была выпачкана в глине, и на уровне поясницы отчетливо отпечатался след сапога. Спортивные брюки, мокрые насквозь, плотно прилипли к телу, одна брючина была задрана почти до колена, обнажив белую ногу.

Я согнулся над трупом и, ухватившись за рукав, перевернул его на спину.

Это был Олег.

– Господь услышал мои молитвы! – откровенно ликовал отец Агап. – И он наказал слугу сатаны, послав ему кару. И пусть это послужит горьким уроком для тех, кто отступает от пути праведного, кто не внемлет заповедям божьим…

Мы сидели возле костра, грея в металлических кружках воду. Влад, этот воинствующий атеист, искал повод, чтобы придраться к батюшке.

– А разве не грешно, святой отец, так бурно радоваться смерти своего ближнего?

– Это он-то ближний?! – возмутился батюшка. – Вы – ближний, Анна – ближняя, Лада – ближняя, Кирилл Андреевич – само собой, а тот человек – слуга сатаны. Господи! – воздел руки к серому низкому небу батюшка. – Ты дал мне надежду на то, что я скоро увижу Марину. Пошли ей силу духа выдержать все тяжкие испытания…

– Все, решено! – хлопнул себя по ноге Влад. – Завязываю с кладоискательством и начинаю регулярно ходить в церковь.

– Значит, их осталось двое, – думала вслух Анна. – Курахов и Марина. Хоть наказал Олега бог, но выстрел все-таки произвел человек. Не хлопцы ли догнали их и расправились с Олегом?

– Либо Марина, либо Курахов, – уверенно сказала Лада, снимая с огня свою кружку. – И, боюсь, это не последнее убийство. Очень взрывоопасная парочка.

– Отчим с падчерицей – что здесь взрывоопасного? – возразила Анна. – Мне кажется, они создали очень крепкий криминальный союз.

Мы закончили свой скудный завтрак глотком коньяку, к счастью, уцелевшего в багажнике «Опеля». Влад с помощью Лады принялся разбирать байдарку, с увлечением рассказывая девушке историю братьев Гуаско, итальянских колонизаторов, которые в пятнадцатом веке держали в страхе крымское побережье от Приветного до Судака, занимаясь тем, что сегодня называется рэкетом. Анна, с трудом скрывая ревность и выплескивая раздражение на мне, стягивала чехол с каркаса нашей байдарки, раскидывая трубки и соединительные узлы во все стороны.

Четыре часа кряду, пробивая собой лесные заросли, проклиная озверевших от голода комаров, холодный июнь, крутизну горы Капош и консула Христофоро ди Негро с его дурацким кладом, мы ползли на хребет, разделяющий реки. Две байдарки, уместившиеся в четырех увесистых тюках, один рюкзак и две спортивные сумки составляли наш багаж. Сказать, что я умирал на подъеме, – значит, не сказать ничего.

К обеду мы перевалили хребет и спустились к реке Дибров. Она была более узкой, чем первая, гуще запружена круглыми, как апельсины, камнями и поваленными гниющими деревьями. Предвкушая приятный сплав, в ходе которого можно было бы расслабиться в байдарках, мы дружно взялись за их сборку. Но радовались, как выяснилось позже, напрасно. Байдарки под тяжестью промокшего багажа и наших тел через каждые десять метров прочно садились на мель. Приходилось влезать в воду, взваливать багаж на себя и тащить байдарку по осклизлым камням, как сани по снежным застругам, до относительно глубокого места.