– Я так понял, Слава, ты сегодня времени даром не терял. Свидетели там, свидетели сям, Воробьева и все прочее, – сказал я дружелюбно, переводя разговор в другую плоскость.
– Да, Владимир Андреевич. А что делать? Вам хорошо, вы – капитан, вас в Управлении все знают и любят, а мне еще ого-го сколько работать надо…
После такого признания Золотарев стал мне по-настоящему симпатичен.
– Да, работать надо, – согласился я. – Но я тебе, Слава, хочу дать один дружеский совет: не возись с делом Смолича. Дело дохлое. Абсолютно. Но послушай кое-что другое…
***
15 мая, 9.37
От завтрака Кононов отказался, зная, что может потребить его в любой момент. В этом смысле порядки в больнице отличались либерализмом. Он чувствовал, что сегодняшний день принесет ему успокоение. Он знал, что неприятных сюрпризов больше не должно быть. В одну воронку снаряд дважды не попадает. Он вспомнил о Елизавете Михайловне, которая, как всегда, оказалась права со своими мрачными предчувствиями. К счастью, права не до той степени, как могло бы быть. "Нужно ей позвонить, что ли, а то волнуется, старушка".
Дверь в палату распахнулась и на пороге возникла Наташа. Кононов, небритый, опухший и несчастный, сделал ей знак рукой, больше всего опасаясь, чтобы она ненароком не назвала его Володенькой. Сережа, оторвавшись от бульварной газетенки с полуголыми феминами и светскими сплетнями из мира звезд, смотрел на вошедшую во все глаза.
– Доброе утро, – приветливо сказала Наташа, выглядевшая очень соблазнительно в белом халате.
– Подожди меня пожалуйста на диванчике, возле столика дежурной медсестры, – холодно сказал Кононов.
Дверь за Наташей закрылась. Она была послушной и имела виноватый вид.
– Это твоя певичка? – Поинтересовался Сережа, лузгая семечки.
– Угу.
– Оно и видно.
Кононов глянул на себя в зеркало. Синюшные веки. Щетина, больничная пижама. Нечищенные зубы. Ничего не скажешь, красавец. Но времени на прихорашивания у него не было и потому он ограничился чисткой зубов и, скрипя, словно несмазанная телега, вышел из палаты.
– Привет, Натали.
– Привет, Володя. – Наташа набросилась на него с поцелуями. – Что у тебя со здоровьем?
– Ерунда. Два ребра, сотрясение мозга, легкое, – отрапортовал Кононов.
Взгляд Наташа шарил по полу. Как обычно у людей, которые чувствуют за собой вину.
– Может, на улицу выйдем? – предложил Кононов, которому страшно хотелось курить.
Они сели на солнышке в виду фонтанчика. Молодая листва, тюльпаны на клумбах. Идиллия.
– Я требую объяснений, – Кононов пристально взглянул в лицо Наташи.
– Ты их получишь, – согласилась Наташа. – Прежде всего я хотела извиниться. Извиняешь?
– Это будет зависеть от объяснений.
С женщинами нужна твердость – это Кононов знал и отступать от выбранной линии поведения намерен не был. В конце концов, ему надоело быть марионеткой в руках Наташи. То призрак, то двойники, то куртка. С этим нужно кончать.
– Во-первых, какого черта ты в меня стреляла? – Начал Кононов.
– Это не я. Я, как известно всем и вся, в это время заправлялась и меняла масло на круглосуточной бензозаправке, что на Лермонтовской. Честное слово! Стрелял мой двойник.
– Все равно, какого черта в меня стрелял твой двойник? Хватит мне морочить голову всякими переодеваниями. Призраками и прочей гадостью!
Наташа всхлипнула. Насморк? Слезы?
– Иначе никак не получалось со Смоличем.
– Да ну?
– Честное слово. Мы должны были отомстить ему за Марину, а если бы тебя с ним не было, получилось бы гораздо хуже. Милиция и все такое. Это было бы опасно.
Кононов курил, несмотря на боль в легком. Охота пуще неволи. Слова Наташи отдавали у него в голове чугунным молотом.
– Короче говоря, кто был твоим двойником? – Кононову было лень вникать в подробности, но без определенных фактов нельзя было обойтись.
– Я не могу тебе сказать, – сказала Наташа извиняющимся тоном.
– Гретинский?
Наташа тихо кивнула.
– Ну и бог с ним, я вас закладывать не стану. Мне вообще все равно. – Кононов встал со скамеечки.
– Тебе уже пора?
Кононов кивнул и медленно поковылял к входу в больницу. В своей ужасной антиэстетичной пижаме и тапках без задников. Наташа, стуча каблуками, семенила следом.
– Володя, пожалуйста, не сердись на меня! – Тушь растекалась по щекам Наташи под напором слез.
Кононов молчал. Наташа второпях достала из сумочки какой-то небольшой предмет и, со словами "воэьми вот это", быстро сунула его Кононову в карман пижамы.
Читать дальше