Марина Серова - Алмазная лихорадка

— Ну, тогда прощай! — сказала я. — Счастливого тебе пути!

Сызрань встретила нас столпотворением на вокзале и скверной погодой на улице. С Волги дул пронизывающий холодный ветер, под ногами хлюпали лужи, в которых плавала почерневшая листва, небо заволокли тяжелые свинцовые тучи. Однако до снегопада дело еще не дошло.

Мы сошли с поезда и сразу же поехали в гостиницу. Не желая ни на секунду расставаться с чемоданом, Капустин предпочел добираться не в такси, а на троллейбусе.

Мы притулились на задней площадке и проделали весь путь в напряженном молчании. Пассажиры косились на наши жалкие фигуры с недоумением и брезгливостью и старались держаться подальше.

Та же история повторилась и в гостинице. На нас посмотрели так недоверчиво и сердито, что я совсем уже решила, что нас немедленно спустят с лестницы. Но бумажник Капустина сделал свое дело, и мы получили ключи.

Поднимаясь в номер, Капустин озабоченно сказал:

— Придется отправляться по магазинам! Я не могу появиться в таком виде! Положение и так осложняется из-за нашего опоздания, а тут…

— А куда вы идете?

— Я не могу этого вам сказать, — пояснил Капустин. — Но, поверьте, это очень серьезные люди. И у них не принято быть небрежным в одежде. Большой бизнес, Евгения Максимовна, зависит от мелочей!

— Но я должна, наверное, сопровождать вас? — предположила я. — И мне тоже следовало бы привести себя в порядок…

Он посмотрел на меня с сожалением.

— М-да, переодеться вам не мешало бы… Но вам придется покараулить товар. Когда я вернусь, мы что-нибудь придумаем… Что-нибудь не слишком броское… Потому что, на самом деле, сопровождать меня не нужно. Теперь я справлюсь сам.

— А если все-таки произойдет какая-то неожиданность?

Капустин прищурил глаза и с иронией посмотрел на меня.

— Евгения Максимовна, неужели вам самой еще не надоели неожиданности? — с превосходством спросил он.

Организм его восстанавливался удивительно быстро и брал свое.

— Что вы, — ответила я устало. — Я только начинаю входить во вкус.

Мы разошлись по номерам, и он еще раз напомнил мне, чтобы я с чемодана не спускала глаз. Я поклялась, что буду сидеть на чемодане до его прихода.

Закрывшись в номере, я поставила чемодан в шкаф и, с наслаждением сбросив с себя грязную, провонявшую дымом и порохом одежду, залезла под душ. Я отмывалась, наверное, целый час. Затем я постирала, что возможно, и завалилась спать.

Меня разбудил страшный грохот в дверь. Закутавшись в простыню, я пошла открывать. На пороге стоял разгневанный Капустин. На нем был шикарный, с иголочки, костюм, стодолларовый галстук и сверкающие полуботинки. Его можно было хоть сейчас снимать на обложку журнала, если бы не его мрачная, недовольная физиономия. Не обращая внимания на мой эротический наряд, он подозрительно спросил:

— Что это вы тут делаете? Я стучусь уже целый час! Мне нужно идти. Где чемодан?

Я ткнула пальцем в сторону шкафа. Капустин, сердито сопя, залез в шкаф. Тут я заметила в его руках новенький кейс.

— А что не стальной? — невинно поинтересовалась я.

— Послушался вашего совета, — неохотно признался Капустин. — И решил, что не стоит привлекать внимания.

Он переложил металлическую коробку из чемодана в кейс, запер его и поднялся.

— Вот вам деньги, — сухо сказал он, бросая несколько бумажек на край стола. — Пока я отсутствую, попробуйте подобрать себе что-нибудь приличное… И возьмите билеты на вечерний поезд. Я вернусь часам к пяти. Вы должны быть уже готовы.

Он повернулся и вышел из номера. Я привела себя в порядок, погладилась, оделась, с грустью посмотрела на себя в зеркало и отправилась на вокзал.

После покупки билетов от той суммы, что выделил мне Капустин, осталась такая чепуха, что из приличной одежды на нее можно было купить разве что пару перчаток. Я предпочла потратить ее в ресторане.

После хорошего обеда я почувствовала себя значительно лучше. Кровь веселее побежала по жилам, а от меланхолии не осталось и следа. С большим любопытством побродила я по Сызрани — маленькому городу, в котором есть два вокзала, порт и серьезные люди, занимающиеся перекупкой алмазов.

Сегодня здесь было неуютно и печально — свинцовая неподвижная Волга, голые деревья, мелкая рябь на бесконечных лужах и съежившиеся прохожие, спешащие поскорее покинуть холодные, продуваемые со всех сторон улицы.

Наконец мне тоже стало холодно, и я вернулась в гостиницу. От портье я узнала, что Капустин уже пришел и находится в номере. Поднявшись наверх, я постучалась к нему. Капустин открыл дверь и пригласил войти. Мне показалось, что он нервничает.