Марина Серова - Алмазная лихорадка

Я вернулась в соседний с нашим вагон и, внимательно прислушиваясь, нашла купе, в котором звучали приглушенные мужские голоса. Сжимая в кармане пистолет, я потянула вниз ручку двери.

Голоса в купе мгновенно умолкли. Я подергала дверь — она была заперта изнутри. Я постучалась. Ответом мне было молчание. Это мне совершенно не понравилось. Оглянувшись по сторонам и убедившись, что в коридоре, кроме меня, никого нет, я достала железнодорожный ключ и, стараясь действовать бесшумно и быстро, отперла и отодвинула дверь.

Я успела заметить несколько пар угольно-черных глаз, беспокойно уставившихся на меня, и сжатую, точно стальная пружина, фигуру Трофима, который тотчас вскочил и бросился на меня, по-звериному оскалив зубы и взмахнув длинным узким ножом.

Я успела уклониться от удара — лезвие просвистело в сантиметре от моего лица — и выхватила из кармана пистолет. Трофим отшатнулся и бросился бежать — в одной руке нож, в другой драгоценный чемоданчик. Я устремилась за ним.

Трофим добежал до конца вагона и, грохоча дверями, выскочил в тамбур. Нож он бросил. Я преследовала его по пятам и, чтобы нагнать страху, когда ворвалась в тамбур, выпалила на переходной площадке из пистолета, отправив пулю в мелькающие под вагоном шпалы.

Грохот выстрела подстегнул Трофима. Он прибавил ходу и, не останавливаясь, помчался в конец поезда. По-моему, у него не было никакого осмысленного плана — он бежал наугад, повинуясь инстинкту.

Добежав до конца последнего вагона, он заметался, ворвался в туалет и заперся там. Я, уже не торопясь, дошла до последнего его убежища и постучала в дверь рукояткой пистолета.

Никто не ответил, но, прислушавшись, я различила какой-то шум, и мне показалось, будто из-под двери потянуло холодком. Я догадалась, что Трофим, зная, что я могу открыть любую дверь, и будучи уверен, что я горю желанием пристрелить его, решил выбраться на крышу вагона. А может быть, и спрыгнуть с поезда, хотя, учитывая довольно приличную скорость и темноту вокруг, это было менее вероятно.

Не выпуская из руки оружия, я отперла дверь и убедилась, что мои предположения подтвердились. Стекло в окне было опущено, и ледяной ветер бился в тесной каморке, точно в аэродинамической трубе.

Я подняла стекло, и ветер исчез. Теперь у Трофима не было пути назад. Я поглядела в настенное зеркало. Увиденное меня разочаровало — женщина в зеркале выглядела по меньшей мере на пять лет старше, у нее было бледное измученное лицо и синяки под глазами. А во что она была одета! Просто удивительно, что бедняжке еще удалось как-то зажечь сердце романтического армянского юноши! Так ужасно выглядеть мне еще не приходилось ни разу в жизни. Вся горечь и досада оскорбленной женственности сосредоточилась в эту минуту на Трофиме — они искали разрядки, а значит, он был обречен.

Я положила пистолет в карман и пошла в свой вагон. Капустин и студентка не спали — они встретили меня настороженными взглядами. Я заперла купе и подошла к окну.

— Анатолий Витальич, — сказала я. — Погасите, пожалуйста, свет и оденьтесь. Сейчас здесь будет очень холодно.

— Что вы опять затеяли?! — завопил Капустин.

Я посмотрела на него, и он сник. Свет был потушен. Я опустила раму. Холодная черная ночь с грохотом ворвалась в купе. Края свисающих простыней затрепетали на ветру.

— Окно до моего возвращения не закрывать, — предупредила я Капустина.

Он молча кивнул.

Встав на столик, я протиснулась наружу и, ухватившись за металлический желобок, тянувшийся вдоль крыши вагона, вылезла из окна. Ветер безжалостно путал мои волосы и развевал полы плаща. Изо всех сил прижимаясь к стальной обшивке вагона и отталкиваясь подошвами от оконной рамы, я до боли стиснула пальцы на ребре желоба, а потом, ежесекундно рискуя полететь в черную бездну за моей спиной, подтянула наверх сразу ставшее непослушным тело. На миг у меня мелькнула мысль, что выбраться на крышу невозможно, и, скорее всего, Трофим с дурацким чемоданчиком уже давно лежит где-нибудь под железнодорожной насыпью, и я всего лишь повторяю его непростительную глупость. Но тут же на память мне пришло мое собственное отражение в туалетном зеркале — и это так подхлестнуло меня, что тело само собой, извиваясь и прилипая к стенке вагона, выметнулось на крышу.

Несколько секунд я лежала вниз лицом, переводя дух. Потом подняла голову и осмотрелась. Снаружи было не так темно, как казалось. Я увидела убегающие вдаль крыши вагонов и темные заросли с обеих сторон железнодорожных путей. Хвост поезда терялся во тьме, и мне не удалось рассмотреть, есть ли там кто-нибудь живой.