Марина Серова - Полный финиш

— Ну да. А что такое?

Денисов красноречиво посмотрел на Немякшина, который пробормотал себе под нос что-то нецензурное, идя по коридору, и сказал:

— Да ничего. Просто выпили вчера ребята лишнего и начали непонятки строить. Козлы. К Светке клеились, как банный лист к заднице. Вот… немножно повздорили, блин. — Он поднял сжатый кулак, и я увидела, что два сустава на нем разбиты. — Редкие уроды, надо тебе сказать, Женя. Ну ничего… если так и дальше будет продолжаться, в Сочи я им не позавидую. Рихтанут. Раскатают, как батоны, и тогда…

— Да ладно тебе, Олег, — произнесла я. — Мне тоже досталось от них. Напоили, вот теперь с бодуна корчусь. А я вообще-то редко употребляю это… алкоголь. Даже пиво.

— Отказалась бы, — хмуро сказал Денисов.

— Да разве им можно отказать!

— Вот и Светка примерно то же самое говорит! — неожиданно сверкнув улыбкой, сказал Олег.

С Олегом Денисовым я познакомилась месяца три назад в Петербурге. Были общие дела, не всегда вписывающиеся в рамки закона. Конечно, я прекрасно отдавала себе отчет, что этот парень, который умел блеснуть обаянием, несмотря на полное отсутствие хороших манер, — что этот парень вполне вписывается в популярную категорию «член организованного преступного сообщества». Но мне до того не было и нет дела. Просто последний мой клиент, по чьим делам я, собственно, и выезжала в Питер, имел тесные связи с бандитским «коллективом», в который входил и Олег Денисов. Так пышно именовали группировку сами ее члены.

— А что не самолетом? — спросила я.

— А не могу я самолетом. Плющит, как негра в телогрейке. Пацаны все авиарейсом, в натуре, а вот я поездом тащусь.

Он тряхнул головой и сказал:

— Если что, заходи к нам в купе. Да там, кажется, и твой новый знакомый трется.

И он кивнул на возвращающегося из туалета Пашу Немякшина, который на этот раз не завернул в денисовское купе, в котором он ехал, а зашел прямо к своим друзьям, сверкнув на нас недобрым подозрительным взглядом поверх очков a la Жак Паганель…

После завтрака я стала свидетелем новых героических свершений веселой троицы. Более того, в свое шоу они вовлекли и Сашу Воронцова, который до этого пытался ворковать со мной, но понял тщетность своих любовных потуг в таком раздолбайском обществе.

Перенес, так сказать, на Сочи.

Они стали играть в домино. Вчетвером. Я в этом участия не принимала, но вполне хватило и наблюдения за тем, как парни щелкают по столу костяшками и потом смачно пробивают проигравшему по ушам карточной колодой.

По всей видимости, новообразовавшийся квартет чувствовал себя неплохо.

…Чего нельзя было сказать обо мне. Обычно я легко переносила похмелье, а сейчас… сейчас, даже после того, как я в порядке навязанной Воронцовым и Крыловым опохмелки выпила пива и позавтракала, дурнотное состояние не желало рассасываться. Подташнивало, и под горло постоянно подкатывали комки, отчего на висках выступали мелкие, бисерные капельки пота. К тому же перед глазами плыло.

— А этот… м-м-м… бритоголовый товарищ из моего купе с тобой знаком, что ли? — спросил Немякшин, смачно щелкая доминошкой по столу.

— Знаком, — ответила я. — По Питеру.

Воронцов поднял голову и спросил:

— Какой еще бритоголовый товарищ?

Я через силу улыбнулась:

— Примерно таким же тоном спрашивал Иван Васильич Бунша: «Кака-а-ая така-а-я собака?! Не позволю о царях такие песни петь!»

— Э… как?

— Это в «Иван Васильевич меняет профессию», — пояснил плохо разбирающемуся в кинематографе Воронцову Тоша Крылов. — Когда гусляры поют: «К на-а-ам еде-ет собака-а-а крымский ха-ан! Собака!!»

— Ну да, — произнесла я. — А что касается этого моего знакомого из соседнего купе… так Костя и Паша тоже успели с ним познакомиться и даже немного подраться. Не поделили что-то они там.

Немякшин показательным жестом пощупал синяк и пробормотал:

— Не что-то. Не они. Не там…

В этот момент Крылов щелкнул доминошкой по столу и провозгласил:

— Ну че, считайте, сколько у кого… «рыба»!

— А-а-ат уроды! — отозвался Ковалев, скептически взглянув на целый частокол домино в своих руках. — По ходу, я в жопе.

И он бросил кости на стол.

— Ну что, — сказал Воронцов, который уже прекрасно вошел в игру, — так… двадцать пять… тридцать три… м-м-м… сорок три очка. Да-а-а! Значит, тебе по ушам сорок три раза. Тяни карту.

Ковалев вытянул из колоды одну карту и картинным жестом перевернул ее. На ладони лежал туз.