Я попыталась было внушить Роальду, что в целях безопасности не стоит увеличивать в квартире количество посторонних людей, напоминала ему про стрелу, которая чуть не впилась ему в горло, но Голицын с целью «поправиться» успел пропустить несколько рюмок из очередной бутылки, и теперь ему уже было все равно. Он лишь тупо ухмылялся и пожимал плечами.
Вот сподобила судьба охранять такого балбеса! Никогда больше не буду связываться с вышедшими в тираж кинозвездами и телеведущими юмористических программ! Но это — зарок на будущее, а работу все же хочешь не хочешь — придется довести до конца.
К вечеру в квартире Голицыных начался самый настоящий бедлам.
Поскольку у меня только две руки, две ноги и всего один рот, я не могла разорваться между звонками, а трезвонил и телефон, и звонок двери.
Народ, пытающийся всеми правдами и неправдами прорваться на семейный обед, можно было отнести к нескольким категориям.
Самая безопасная и легко управляемая — соседи Голицыных.
Население пятиэтажки — боюсь, что в полном составе, — очевидно, устало ждать, когда его пригласят, и жаждало урвать кусок своего пирога — не буквального, конечно, с курагой и прочими домашними прелестями, который томился в духовке Василисы Гавриловны.
Народ страстно желал общаться со своим любимцем. Я изо всех сил препятствовала народу осуществлять его горячее желание.
Победила я.
Остальные желающие получить «доступ к телу и душе» Роальда Голицына были не столь многочисленны, но куда более назойливы.
Эти господа шли вперемешку с соседями, так что мне приходилось перестраиваться в зависимости от статуса посетителя или звонившего.
Надо сказать, что хозяевами квартиры с радостью было отдано мне на откуп сие неблагодарное занятие — и Голицыным стало спокойнее, и я не мешала Василисе Гавриловне вкупе с тетей Пашей охмурять моего клиента с помощью Маргариты Паршиной, потенциальной звезды эстрады и, кто знает, может быть, будущей супруги Роальда.
Итак, что можно припомнить существенного в чехарде этих звонков и визитов?
Понятно, что тогда я еще не представляла, что ждет нас с Роальдом на протяжении следующих дней, и была не особо внимательна.
Но теперь, отсеивая шелуху впечатлений того безумного дня и кошмарного вечера, пристально всматриваясь в калейдоскоп лиц, которые до сих пор сохранила моя память, я могу выделить несколько звонков и визитов, сыгравших в дальнейшем важную, а подчас и роковую роль во всей этой истории.
Во-первых, у Роальда объявились довольно многочисленные друзья и подруги.
Это были ровесники Голицына, которые в свое время либо учились с ним, либо работали, либо просто весело проводили время.
Теперь они жаждали освежить впечатления тех далеких и прекрасных лет юности. То веселые, то смущенные, они приходили поодиночке и парами с неизменными цветами и столь же неизменной бутылкой — а то и сеткой со спиртным — и пытались прорваться сквозь мой живой заслон.
Разумеется, безуспешно.
Наплевав на матримониальные интриги Василисы Гавриловны, я все же улучила удобный момент и, изловив ее в коридоре, настойчиво потребовала для себя полного карт-бланша на визиты и звонки.
Голицына мне его выдала с радостью, а я взяла с нее слово, что Роальду не будут докладывать о том, кто и зачем приходил.
— Пусть лучше вообще не выходит в коридор, — потребовала я.
Это решение было единственно возможным — учитывая расслабленное состояние Роальда, можно было бы предположить, что сейчас Голицын будет рад любому собутыльнику, особенно из числа прежних дружков.
С «лучшими друзьями и подругами», как они мне представлялись, я обходилась вежливо, но настойчиво, особо упирая на усталость Роальда, и приглашала заходить на днях, предварительно позвонив, чтобы можно было запланировать неформальную встречу и внести ее в график пребывания звезды в нашем городе.
Народ уходил слегка разочарованный, но не обиженный и отчасти обнадеженный.
Хотя какой к черту график?! Он же не собирался ни с кем встречаться!
Но теперь, поскольку инкогнито Роальда не стоило выеденного яйца, может быть, действительно следовало подумать о составлении какого-то подобия графика? По крайней мере это значительно облегчило бы жизнь — и мне, и моему подопечному.
Но для этого мне нужно было как минимум выяснить, что намерен делать Роальд в родных пенатах на протяжении всего срока пребывания.
Должна же быть у него какая-то цель! Если каждый день будет повторяться то, что сейчас имело место в гостиной Голицыных, то через неделю за Роальдом можно будет вызывать психиатрическую бригаду и везти его в «хорошую санаторию», как выражался один из горьковских босяков в пьесе «На дне», чтобы лечить телеведущего от алкоголизма и купировать приступы белой горячки.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу