Марина Серова - Ошибка Купидона

— И только-то? — улыбнулся он. — Пожалуй, мне тоже надо податься в частные детективы. Как бы я хотел, чтобы мои проблемы были такими же «трудными».

В последнее слово он вложил всю свою иронию и сарказм. И, как всегда, этого оказалось достаточно, чтобы и мне самой ситуация уже не казалась такой неразрешимой.

— Тебя не очень затруднит передать мне телефончик? — с комическим выражением лица спросил он, будто речь шла о какой-то шутке или розыгрыше.

Набрав номер, скорчил свирепо-серьезную физиономию.

— До вас невозможно дозвониться, — набросился он на своего телефонного собеседника. Только хорошо знающий Гарика человек воспринимал эту манеру как добрую традицию, заменяющую слова приветствия. — Что значит никуда не отлучался, повыгонять вас всех к чертовой матери. Или к нам в отдел перевести в качестве наказания. Здравствуй, дорогой, — без всякой паузы закончил он свою длинную тираду традиционно ласковым кавказским приветствием. — Мне бы маленькую оперативочку на пару славных человечков. Если не затруднит, всю жизнь тебе буду благодарен, а твоей жене подарю сиамского котенка. Что? Не надо котенка? Почему? Жены нет? Счастливый человек, слушай…

Вся соль последней шутки состояла в том, что сам Гарик никогда не был женат. И, насколько я понимала, не собирался этого делать.

Он продиктовал имена и адреса моих клиентов и повесил трубку.

— У нас есть минут десять, чтобы побезумствовать, — сказал он и развел руками, как бы предлагая мне на выбор любое из богатого ассортимента мыслимых и немыслимых «безумств».

— Десяти минут для такого мужчины явно недостаточно, — подыграла ему я. — Поэтому просто выпьем.

— Я тоже так думаю. А в конце лета поедем в горы недельки на две. И отведем там душу.

Временами я жалею, что у нас с ним ничего не было. Но теперь уже ничего не исправишь.

Последующие десять минут Гарик вполне успешно занимался одновременно тремя делами: варил кофе, пил коньяк и потешал меня анекдотами из жизни «лиц кавказской национальности». Все его байки так или иначе были связаны с любовью этой части населения к длинноногим блондинкам, поэтому за нашим столом уже через несколько минут витал дух здоровой чувственности и веселых двусмысленностей. Несмотря на довольно рискованные шутки, Гарик ни разу не переступил той невидимой грани, за которой начинается пошлость. В результате я дохохоталась до слез, и мне пришлось идти в ванную, чтобы привести в порядок лицо.

Когда я вернулась к гостю, он уже благодарил своего телефонного информатора, а на столе лежал листочек, исписанный его красивым мелким почерком.

— Что бы я без тебя делал? Слушай, если не хочешь котенка, может быть, возьмешь мою сестру в жены? Она немножко полновата, но готовит как бог! Ара, будем ходить к тебе обедать, только обещай, что старшего сына назовешь Гариком.

Повесив трубку, он сбросил шутовскую маску, как происходило всегда, когда разговор касался профессиональных тем.

— Никто из твоих подопечных в тюрьме не сидел, в криминальных группировках не состоял, поэтому вся информация о них поместилась на одной страничке из моего блокнота.

В подтверждение своих слов он помахал этой самой страничкой перед моим носом и с сокрушенным видом стал читать скупую ментовскую оперативку. О Вениамине ничего нового не сообщалось, но о нем я и так знала достаточно много. Больше меня интересовали две другие вершины этого «любовного треугольника». Светочка оказалась уроженкой Ленинграда и выпускницей Академии искусств. Этим и исчерпывалась информация о ней.

Я уже вновь готова была впасть в уныние, но по хитрому выражению Гариковых глаз поняла, что самую важную информацию он припас напоследок. Так оно и оказалось.

— Теперь — что касается твоего «красавчика»… — Он сделал театральную паузу, подлил в мою рюмку коньяку и только после этого продолжил: — Его зовут Александр Хрусталев. За последние годы он сменил несколько мест работы, но долго нигде не задерживался. Последние полгода числится безработным. Вот, пожалуй, и все…

Он пригубил рюмку и изобразил на лице крайнюю степень наслаждения.

— Все? — недоверчиво спросила я.

— Почти, — с невинным видом ответил Гарик и сделал еще маленький глоток. Свой листочек он не выпускал из рук.

— Папазян, я тебя убью, — почти всерьез предупредила я.

— Не советую. Тогда никто не сможет тебе сообщить, что Александр Хрусталев до девяносто четвертого года работал в цирке.