Марина Серова - Ошибка Купидона

— Почему?

Вопрос, конечно, дурацкий, но уж больно неожиданным было сообщение Вениамина. Жена, несколько часов назад вернувшись с любовного свидания, уговаривает мужа отказаться от командировки.

А именно так оно и было. Светлана, ссылаясь на плохое предчувствие, просила его остаться в Тарасове или взять ее с собой. И Вениамину потребовалось немало времени, чтобы ее успокоить. Еще труднее, по его словам, было найти повод, чтобы отлучиться хотя бы на минуту. Пришлось сослаться на внезапное расстройство желудка.

Все это он сообщил мне за полминуты и рысью вернулся к жене. Мне очень захотелось увидеть их вместе, хотя бы для того, чтобы убедиться в достоверности слов своего клиента. Я заметила их в толпе, как только вышла на перрон.

Светлана стояла, опустив голову, а Вениамин что-то многословно ей объяснял, по-дурацки поглаживая по плечу и время от времени неловко целуя в щеку. Светлана не плакала, но по ее глазам было видно, что она еле сдерживает себя.

— Ну почему ты не можешь взять меня с собой? — почти крикнула она, так что я услышала эти слова, несмотря на разделявшие нас полтора десятка метров и шум вокзала.

«А действительно, почему бы ему не взять ее с собой? — подумала я. — Странно. Если он так любит ее и боится потерять… Тем более что она буквально умоляет его. И так ли уж необходимо ему уезжать? Именно сейчас?»

Чем больше я размышляла на эту тему, тем больше убеждалась в том, что Вениамин намеренно толкает жену на измену. Судя по всему, Светлане тяжело дается ее «двойная жизнь», оставлять ее одну — глупо, если не сказать жестоко. Она сильно нуждается в присутствии мужа, это видно невооруженным глазом.

С каждой минутой я все меньше верила в честность намерений Вениамина и в достоверность его признаний. И вся симпатия, возникшая к нему во время первой встречи, теперь заменилась почти отвращением. «Если мои подозрения верны, — подытожила я свои размышления, — то он — настоящее чудовище».

Ситуация казалась мне настолько гадкой, что хотелось отказаться принимать в ней какое-то участие. Я еле сдержалась, чтобы не вернуть Вениамину ключ, пока он не успел сесть в поезд. И если бы его деньги были у меня с собой, то скорее всего я так бы и сделала.

Но тут другая — страшная — мысль пришла в голову, и она показалась не лишенной оснований. Мрачная тень преднамеренного убийства легла на мое сознание: «За что Вениамин заплатил „красавчику“? При каком событии он не хочет присутствовать? А обращение ко мне — не для алиби ли оно ему понадобилось?»

Статьи о недонесении у нас теперь, слава богу, нет. Но знать о готовящемся убийстве и полностью устраниться — было в данном случае равносильно соучастию в нем. Я уже представила лицемерно-фальшивые театральные слезы Зеленина на похоронах Светланы, но приказала себе остановиться в своих чересчур смелых фантазиях. Мои подозрения базировались на слишком зыбкой почве. С другой стороны — они слишком серьезны, чтобы отмахнуться от них и оставить без последствий.

Дождавшись, когда Вениамин запрыгнул на ходу в свой вагон, я решила проводить Светлану до самого дома. Мы снова ехали с ней в одном троллейбусе, и снова ей было совершенно не до меня. Убедившись, что она благополучно вошла в свой подъезд, я позволила себе вернуться домой.

Теперь еще больше хотелось прослушать запись первого разговора с Вениамином. Как это часто бывает, мне казалось, что там есть что-то чрезвычайно важное, на что я раньше не обратила внимания. Уверенность крепла, но сколько я ни ломала голову по дороге домой, так и не смогла вспомнить, что же это были за слова.

И только когда они прозвучали еще раз, мороз прошел по коже. Иначе никак не не назовешь чувство, которое я испытала в тот момент. Ответ Вениамина на проходной вопрос, был ли он до Светланы женат, а еще больше — его реакция на вопрос заставили мои волосы встать дыбом. Он сказал тогда: «Был, хотя мы не были расписаны… Она погибла». А лицо стало испуганным… И особенно запомнился мне алогичный жест Вениамина — попытка прикурить уже зажженную сигарету.

Когда у кого-то погибает жена, то это его несчастье. Но когда и второй жене грозит та же участь, сие наводит уже на определенные мысли. Именно они и заставили мои пышные волосы расположиться на голове не совсем привычным образом, когда прослушивала диктофонную запись.

Если допустить, что Вениамину по какой-то причине захотелось убить свою жену, то события выстраивались в довольно стройную цепочку, не лишенную логики. И на всякий случай я попробовала наговорить ее на пленку. С недавних пор я пользуюсь этим методом, подсмотренным в каком-то западном детективе. Собственная версия, услышанная потом как бы со стороны, иногда кажется уже не столь убедительной. Или наоборот — убедительной. А необходимость точных формулировок активизирует мышление при диктовке, и именно в тот момент в голову неожиданно приходят интересные идеи.