Камило Села - Мазурка для двух покойников

Сидрана Сегаде, покойника Адеги, то есть отца Бенисьи, убили, не глядя ему в глаза, не то не осмелились бы.

– По-вашему, те, что убивают людей, смотрят им в лицо?

– Всяко бывает, говорю я. Уже мертвому – да, и то не уверен, а живому – зависит от человека.

У Лусио Сегаде, брата Сидрана, было много сыновей, он говорил, что всегда следит, чтоб не сбились с пути.

– Бросьте цацкаться! – если у ребят глаза щурятся и не выносят света, если слишком потеют, если дрожат руки, если все время чешутся, пусть катятся куда подальше, – чего нам не хватает, так это людей из плоти и крови, а не призраков, были бы настоящие мужчины, не было бы столько преступников.

Пуринья Москосо, жена Матиаса Гамусо, Чуфретейро, умерла от чахотки, была очень томная, утонченная и умерла от чахотки. У Чуфретейро нет детей, он заботится о братьях, Бенито, глухонемом, и Салюстио, недоумке; Чуфретейро хорошо играет в бильярд, может даже на спор.

– А в шашки?

– Тоже, и в карты, и в домино, Чуфретейро во все хорошо играет.

Касимиро Бокамаос Вилариньо и Тринидад Maco Люхильде, жена его, живут как кошка с собакой, кончится убийством, не расходятся из-за детей, никто не хочет оставаться с детьми. Касимиро – пономарь Сантьяго де Торсела, а также могильщик, держит двух коров, несколько свиней и ковыряет землю. Касимиро обошел полмира, но не преуспел и вернулся. Тринидад вышла замуж очень рано, у нее 15 детей, Тринидад немного чокнутая, материнство ей не нравится, но, когда поняла это, выхода уже не было. Тринидад хочет жить там, где ее никто не видит, и умереть незаметно.

– Если ты останешься с детьми, я одна уйду в горы, я не боюсь.

– Нет, детей возьмешь ты, дети больше твои, чем мои, я достаточно сделал, чтобы не болтаться снова по белу свету и послать всех в задницу.

Робин Лебосан иногда размышляет о происходящем.

– Убивают, чтобы народ разочаровался и был подавлен, больше всего, чтобы разочаровался, так было всегда, посмотрите на историю от Римской империи до наших дней, убийства никогда ничего не налаживают, только разрушают надолго, не дают дышать двум или трем поколениям и, где бы ни прошли, сеют ненависть.

Робин Лебосан хочет, чтоб сеньорита Рамона прочла «Дон-Кихота».

– Оставь меня в покое, я больше люблю стихи, «Дон-Кихот» скучен.

– Нет, милая.

– Да! Я больше люблю стихи Беккера.

– Ты знаешь, что Беккер родился ровно сто лет тому назад?

– Нет, я не знала…

В таверну Рауко приходят очень путаные вести, один коммивояжер рассказывает невероятные басни: мятеж генералов, поход армии на Мадрид, радио тоже информирует непонятно, часто звучат марши и пасодобли корриды, разницу между ними определить нелегко, сегодня слышишь неизвестно что, вот это – «Волонтеры» – красиво, правда? Чуфретейро хорошо зарабатывает в мастерской гробов «Эль Репосо», благодарит Бога за честный заработок. Розалию Трасульфе зовут Дурной Козой, но она расчетлива и всегда испытывает похоть.

– Это правда, что я сошлась с мертвяком, что делать! Но смотри, чем кончилось, ты знаешь хорошо чем; того, кто делает зло, под конец поймают – и пусть поймают! Что бы Адега ни болтала, она всегда была хорошим другом, женщиной умной и надежной.

Нехорошо, что дождь не обрывается сразу, у нас он почти никогда не кончается сразу, а постепенно, почти не замечаешь, есть он или нет, глухонемой Бенито Гамусо (Лакрау) ходит к девкам раз в месяц и не считается с деньгами, он зарабатывает сколько хочет, для этого и работает, Бенитиньо Гамусо обычно очень доволен, дела идут хорошо, здоров, в кармане всегда лишняя песета, о том, что он рад, узнаешь, когда улыбнется и заворчит как куница, жалко, что говорить не может, наверняка рассказал бы много интересного; брат его, дурачок, Салюстино Гамусо – наоборот, всегда кажется, что у него болят уши. Адегу после войны возили поглядеть на море, в Виго.

Адега была на пляже Самиль, но не купалась, она из глубины страны и не привыкла, правила, регулирующие купание, очень строгие: костюм из непрозрачной ткани, закрывает тело, не обтягивая, у женщин доходит до колен, будь то сплошной или юбочка с блузкой, кроме того, панталоны, тоже до колен, выреза почти что нет, рукава так вшиты, что ни при каких условиях резкое движение не обнажит подмышек, категорически запрещено валяться на песке, даже под покрывалом, хотя сидеть можно.

Дурная Коза также умеет дрессировать птиц и зверьков, с одними из них легче, чем с другими, так всегда, мать зачала ее на лошади по дороге из Сан-Лоуренсиньо де Касфигейро; дочерям, так зачатым, повинуются все звери без исключения; сыновьям – нет, они обыкновенные, у них зависит от способностей. У Фабиана Мингелы Каррупо свиная кожа на лбу, похожа на паршу, волосы редкие, лоб узкий, хватит, уже достаточно для выродка, беда этих типов в том, что сколько ни скрывай свою сущность, она еще заметнее, все подкрышники работают сидя; хвала Господу, не все – Каррупо, есть очень приличные и почтенные.