Камило Села - Мазурка для двух покойников

Антон, муж Фины, на глазах у всех попал на вокзале Оренсе под поезд.

– Как он не отскочил?

– А я почем знаю? Бедняга всегда был нерасторопным.

Фина жарила дону Селестино кроликов и при жизни мужа. Фина всегда старалась понравиться попам и быть любезной с ними.

Дом моей матери – теперь дом теток Хесусы и Эмилии и дяди Клето – в Альбароне, приход Сан-Хуан де Барран. Дядя Клето, когда не спит, бьет в барабан и пьет бочковый коньяк, почти всегда покупает его в кредит в таверне Рауко, надеясь на лучшие времена. Тети Хесуса и Эмилия либо молятся, либо шушукаются.

– И мочатся?

– Уф, ужас! Тети Хесуса и Эмилия по крайней мере лет двадцать мочатся под себя.

По-моему, тете Лоурдес, молодой жене дяди Клето, повезло, что осталась на парижском кладбище, по правде, так ли это – никогда не узнаешь; дедушке с бабушкой было бы легче, если б умерла в Галисии, как полагается.

– Это мелочь, ясное дело, – говорила бабушка, – но есть другие, тоже не бог весть кто, а держатся дольше. Знали бы вы, что за гроба у французов! В лучшем случае фанера!

Тети Хесуса и Эмилия не разговаривают с братом, только осведомляются, был ли он на исповеди.

– Идите вы в жопу! У меня свобода совести!

– Боже, какие нравы!

Тети Хесуса и Эмилия, завидев брата, смотрят в другую сторону, и тогда дядя Клето назло им насвистывает.

– О Боже, Боже! Что мы сделали, чем заслужили такой крест?

Дядя и тетки не разговаривают с тех пор, как запутались в споре о своих местах на кладбище, кончили взаимными оскорблениями, вполголоса, но всерьез. Дядя Клето, когда тетки разнервничаются, испускает задом невероятный звук, дьявольский грохот, от раскатов которого тети Хесуса и Эмилия ударяются в безутешный плач.

Дядя Клето играет на барабане по слуху, достаточно хорошо, оживляя это свистом и пением, дядя Клето не страшится одиночества, прогоняя его барабаном и тарелками. Тети Хесуса и Эмилия завтракают каскарильей с булочками, дешево, но очень вкусно. Фабиан Мингела, Моучо, не вхож в такие дома; ни к теткам, ни к сеньорите Рамоне, ни к Раймундо, ни к кому из Гухиндесов! Если б даже ничего не произошло (а произошло многое), ему бы лучше остаться снаружи. И не потому, что чужак, – тот, что велел Моучо положить деньги на стол, был еще больше чужаком, но никто не заткнул ему рот, не вышвырнул вон: мы ничего против чужаков не имеем. Седьмой признак выродка – голос, как у флейты; у Фабиана Мингелы пискливый голосок кордерских баб, поющих хором катехизис.

Сеньориту Рамону девочкой привезли на море – была очень бледная – в Камбадос, в устье Аросы, где жило много ее родичей, милых, шумных и симпатичных, было их девятеро, ловили раков, ели хлеб с медом, малышки-близнецы Мерседес и Беатриса, в очках и с косичками, были хуже чумы, бегали по крышам, и никто их не прогонял.

– Зачем? Эти девчонки не свалятся, даже если их толкнуть.

В Камбадосе от прилива до отлива три, а может, четыре метра, и когда вода отходит, рыбаки бредут по илистому дну, среди раков, дохлых кошек, охотящихся чаек почти всегда попадается и дохлая курица. В Камбадосе жили на самом уровне моря, в гостинице «Перла де Куба», преемнице «Вдовы Домингес»; донья Пилар, хозяйка, хорошо управлялась. В те годы сеньориту Рамону всегда звали Мончиньей, теперь – только иногда. Мончинью поднимали в семь утра каждый день, чтоб не терять время зря, в Камбадосе купаться нельзя, везли в Ла-Тоху на автомобиле, по очень красивой дороге, дух захватывало, впереди море, сзади звезды, так романтично, иногда видишь дельфинов, из Ла-Тохи возвращались в четыре пополудни. Хорошо купаться после того, как святая Кармен благословит воды, то есть после шестнадцатого июля. Мончинья принимала три цикла из девяти купаний каждый с промежутками в три дня, употребляла эмульсию «Скотт», восстанавливающую кровь и нервную систему. До сезона купаний Мончинью накачивали по три дня подряд карабанской водой, очищая желудок и готовя к купаньям; потом, чтобы отбить привкус, позволяли выпить газировки. Сеньорита Рамона с ужасом вспоминает то время, быть девочкой куда тяжелее, чем женщиной.

– Больше всего люблю, когда ты укладываешь меня в постель, Раймундино… но ты уже неделю, а то и больше не делаешь этого; в детстве меня очень обижали, а теперь я уже старею, я уже вполне созрела, чтобы быть старухой. Выпей еще коньяка и дай немного мне. Почему не повезешь меня опять в Лиссабон?

Раймундо не мог понять, как он подцепил ладильи, [27]верно, недавно, будучи в Оренсе, он посетил заведение Паррочи, но там женщины обычно чистенькие. Раймундо ничего не сказал нашей кузине Рамоне, трудно объяснить и потом – женщины очень скандалят в таких случаях; нужно вылечиться, Раймундо употребил «Ладильоль», очень эффективный инсектицид, действует быстро, экономичен, рекомендуется также английское масло, все знают, для чего оно, нет пятен, пахнет лавандой, безболезненно, убивает мгновенно любых паразитов, а также «Масло колдуньи», тоже не пачкает и запах приятный. Раймундо избрал «Ладильоль», потому что он – местный.