Евгений СУХОВ - МЕДВЕЖАТНИК ФАРТА НЕ УПУСТИТ

Лизавета сонно моргала и улыбалась.

— Э-э, заговорила я тебя, — заметила женщина. — Иди-ка ложись, поспи еще. После еды сон на пользу будет. Завтра здоровенькой проснешься. Помочь тебе?

Лиза отрицательно мотнула головой, встала, самостоятельно дошла до постели и легла, уже во сне машинально натянув на себя одеяло.

Проснулась она оттого, будто кто-то щекотал ее по носу. Она открыла глаза, и солнечный луч ударил ей прямо в зрачки, заставив сощуриться. Луч сразу распался на несколько тончайших светлых нитей, между которыми весело сновали тысячи мельчайших прозрачных пылинок. Немного понаблюдав за ними, Лиза легко встала с кровати, оделась, надорвала шелковую подкладку жакетки, откуда что-то выпало прямо ей в ладонь, и вышла во двор. Ее спасительница возилась на огороде.

— Ты чего так рано? — спросила она, увидев Лизавету.

— Выспалась, — ответила та.

— Ну, тогда идем завтракать, — бросила тяпку женщина.

Потом они пили чай с вишневым вареньем — до этого добрая женщина заставила Лизу съесть целую тарелку пшенной каши — и разговаривали ни о чем.

— Лиз, ты не сможешь продать вот это? — спросила вдруг Лизавета, раскрыв ладонь.

— Это? — удивилась женщина, глядя на крупную жемчужину в руках бывшей, как и она, узницы чрезвычайки.

— Ну, конечно же, это, — засмеялась Лизавета. — Моя заначка на черный день…

— Зачем?

— Мне нужны деньги.

— Сколько?

— Сколько дадут, — беспечно ответила Лизавета, послав в рот вишенку.

— Зачем же такую хорошую вещь продавать? — любуясь на жемчужину, сказала Лиза-спасительница. — К тому же черный день уже прошел. Знаешь, я могла бы…

— Нет, и не думай даже, — не дала договорить спасительнице Лизавета. — Ты и так для меня сделала очень много. — Она улыбнулась: — Или ты, коварная, хочешь, чтобы мне было неловко и я испытывала бы угрызения совести до скончания века?

— Нет, — улыбнулась в ответ Лиза-вторая. — И все же, сколько тебе нужно денег? — не унималась она.

— Вот ведь неугомонная, — фыркнула Лиза-первая. — Ну, рублей тридцать, наверное.

— Ежели по сусекам поскрести, думаю, найду столько.

— Нет. Я же сказала: не думай даже. Все равно не возьму, — отрезала Лизавета.

— Почему? Я же от чистого сердца! — воскликнула, собираясь, похоже, обидеться, Лиза-вторая.

— Вот потому и не возьму, — ответила Лиза-первая. — Не хочешь идти продавать, сама пойду.

— Ты еще слабенькая, — нахмурила брови спасительница.

— Тогда ты сходи.

— Хорошо, схожу, — сдалась тезка. — Только я на твоем месте взяла бы у подруги деньги. Ведь мы подруги?

— Подруги, — согласилась Лиза-спасенная, — но ты бы не взяла последние деньги даже у подруги.

— А может, они у меня и не последние? — улыбнулась Лиза-вторая.

— Последние, последние, — засмеялась Лиза-первая. — Что я, не вижу?

— Больно много видишь, — притворно сдвинула брови женщина. — Ладно, давай сюда свое приданое.

На Толчке возле Петропавловского собора было все, как до большевиков. Жемчужину взяли с ходу, не торгуясь, дав сорок пять рублей, как и было прошено.

Когда Лиза-вторая вернулась, Лиза-первая сидела на лавочке возле дома и жмурилась от солнца, как кот на завалинке. Женщина сунула в руку Лизавете сорок пять рублей.

— Вот, держи.

На следующее утро Лиза-первая засобиралась в город.

— Пойду пройдусь.

— Куда это ты намылилась-то?

— Поброжу немного, а то вовсе разучусь ходить, — ответила Лизавета.

Город был чист и свеж. Бородатые пролетарии метлы и лопаты в фартуках и с дореволюционными бляхами на груди вновь стали убирать конские яблоки и мусор с закрепленных за ними улиц. С тротуаров исчезли замусоленные окурки самокруток и семечная шелуха, а старик Державин в своей римской тоге, свежевымытый, а не заляпанный с головы до сандалий вороньим пометом, явно улыбался и, похоже, вот-вот готов был забренчать на своей лире пафосные верноподданнические стансы.

Город, как и рассказывала Лизавета-вторая, был весь в цветах и флагах. Из окон домов пахло еще довоенным кофеем фирмы «Мокко», магазины и лавки были открыты настежь, а женщины вновь принялись расхаживать в кокетливых шляпках и в длинных, по локоть, лайковых перчатках.

Елизавета тоже купила веселенькую шляпку с розочкой, перочинный ножик и небольшой кожаный саквояж, став похожей на слушательницу Высших женских курсов, отъезжающую на новую перспективную работу.

Сделав большую петлю по городу, который сегодня ей очень нравился, Лизавета прошла до нумеров «Франция», меж окон первого и второго этажа которых висела теперь большая вывеска: